Париж | страница 23
В саду музея Клюни вы увидите красивые развалины дворца Юлиана-Отступника, покрытые листвой, и почувствуете себя очень близкой этой эпохе в истории Франции, которую хорошо знаете.
Диспуты в Сорбонне продолжают интересовать корпорации ученых всего мира, как в те времена, когда там преподавал Абеляр. Рядом с Сорбонной – Коллеж де Франс; рядом со Средневековьем- Возрождение. Этот свободный прославленный дом был основан Франциском I. В центре фасада – статуя Клода Бернара в сюртуке; гигантский бюст поэта Ронсара. Поднимемся по бульвару Сен-Мишель. Вот Пантеон… И еще раз вы мне процитируете Гюго:
«Так ради мертвецов открыто и радушно
Подъемлет Пантеон в туманности воздушной
Колонны стройные…»
Пантеон
Пантеон красив своей массивной симметрией. До него на этом месте было аббатство, построенное во имя святой Женевьевы, покровительницы и защитницы Парижа; квадратная колокольня (она схожа с башней Сен-Жак) все еще существует позади желтого фасада лицея Генриха IV, священного для меня места – в нем преподавал философию мой учитель Ален. Надеюсь, вы знаете сочинения Алена. Если нет, мы войдем в первый попавшийся книжный магазин, и я вам их подарю. Это «Суждения о счастье», «Любовные похождения», «Теория искусств», «Боги».
Пантеон был построен Людовиком XV и в то время назывался церковью Сент-Женевьев. Архитектор Суффло часто бывал в Риме, вот почему он и создал такой гигантский собор. Нужно войти в него, чтобы почувствовать его величие. Здание было закончено во времена Революции. В момент смерти Мирабо Национальное собрание решило отвести этот храм для его могилы и впредь хоронить здесь всех великих людей. И в самом деле Пантеон – это собрание великих. Но встречаются и люди малоизвестные, так как в каждую эпоху политические страсти оказывают свое влияние. В этом склепе захоронены Вольтер и Руссо, так же тесно соединенные после смерти, как глубоко разъединенные при жизни; разумеется, Виктор Гюго; химик Марселей Бертло, некоронованный король своего времени, лишивший себя жизни, дабы не пережить жену, похороненную с ним рядом; Эмиль Золя -за его мужественную позицию во время дела Дрейфуса; и Жан Жорес, чей могучий голос, провозглашавший мир во всем мире, мне довелось слышать.
Спускаясь по древней узкой, извилистой улице де ла Монтань Сент-Женевьев, мы подходим к Эколь политекник, куда главный вход ведет, как и подобает, с улицы Декарта. В Эколь политекник царит картезианский метод; здесь Франция превращает математиков в правительственных чиновников. Результаты не так уж плохи, говорят французы, весьма склонные к самокритике. И действительно, во Франции правят страной не хуже, чем в соседних странах, а в административном отношении, пожалуй, даже лучше. Было бы заблуждением считать, что картезианский метод и дополняющий его экспериментальный метод могут быть врагами тонкого ума и действия. Декарт создал современную математику; он был солдат по профессии и великий прозаик, но в своем роде мистик – глашатай божественной воли. И то, что в этом квартале Декарт сосед Клода Бернара и святой Женевьевы,- неплохой символ. О, как Франция сложна!