При всей специфичности книги Шарля Морасса, обусловленной все же тем, что автор является французским мыслителем, книга читается в единстве с нашим историческим контекстом. Она близка нам прежде всего своим нравственным пафосом. Подобно авторам "Вех", предупреждавших, к чему могут привести беспочвенность интеллигенции и ее квазирелигиозное народопоклонничество, Моррас возлагает ответственность за смуту 1789 года на деятелей Просвещения. "Вместо власти князей нашей расы мы получили хлыст менял иной, чем наша, плоти, то есть чужого языка и чужой мысли".
По сути Моррас, и это звучит в унисон русской мысли, наглядно демонстрирует, как интеллигенция своими же руками вырыла себе могилу, куда ее свалили воспитанные ею же могильщики.
Все же судьба советской интеллигенции была несколько иной, чем на Западе. Политическая цензура не была тогда столь удушающей, как сегодня цензура финансово-политическая. Этим, к примеру, объясняется довольно высокий уровень советской культуры.
Поразительно, насколько точно Моррас видит роль интеллигенции в условиях космополитического капитала, державы денег. "Народ не лишен природной щедрости, он вовсе не готов "все оценивать деньгами". Но ему непрестанно повторяют, что именно так и нужно оценивать, а считать он умеет и очень хорошо умеет. Тогда вы увидите, как он станет судить, какую шкалу установит для различия хороших и плохих писателей. Легко представить себе, до какой низости дойдет тогда та публика, которая желает, чтобы ее именовали "литературной аристократией". Литература станет синонимом подлости. Под ней будет подразумеваться развлекательная игра, лишенная серьезности и благородства".
Что ж, Шарль Моррас не ошибся и здесь. Щедро проплачиваемая олигархическими "патрициями" культурная катастрофа "железного века", ориентирована на тотальное совращение. Отныне можно все, что считалось позорным. Подсматривать в "окна", пролезать в "запретные зоны", похотливо потеть в "империи страсти". Разучившиеся читать даже "иронические детективы" могут развлечь себя разгадыванием кроссвордов. По существу это мировая тенденция — под одобрительное покрякивание "дядюшки Скруджа", принимающего золотые ванны.
По мнению Морасса, Золото и Кровь ведут между собою непрерывную череду войн. При этом Моррас не вкладывает в понятие "Кровь" примитивного, биологического расизма. Для него Кровь — носительница высших принципов, бастион на пути тотальной продажности. "…наши "вольнодумцы", — пишет Моррас, — еще не поняли, что последним препятствием для империализма Золота, последним оплотом свободной мысли является как раз Церковь". Не случайно, что именно Церковь, подчеркивает этот извечный конфликт: тридцать сребряников Иуды и жертвенная Кровь Христа.
