Газета Завтра 520 (45 2003) | страница 60
О том, что происходит в сознании демократов, наиболее ярко написал Владимир Маканин в десятом номере "Нового мира" в рассказе "Могли ли демократы написать гимн...". Никакой Владимир Бушин так не пригвоздит, так не растопчет несостоявшуюся слизь.
О том, что происходит в самом народе, не менее ярко написал в одиннадцатом номере другого журнала "Наш современник" сверстник Владимира Маканина, писатель из той же когорты детей 1937 года, Валентин Распутин в повести "Дочь Ивана, мать Ивана". (Сколь много придется читать текстов к своей "антиреваншистской статье" Наталье Ивановой, и тексты добавляются с каждым днем, это становится угрожающей литературной тенденцией.).
Хоть и любят говорить, что, мол, Бондаренко всех готов за воротник к своему берегу притащить, скажу без утайки, кто не тащится сам — никогда не притягиваю. Не было бы у Владимира Маканина разоблачительных воплей его демократа, стал бы я его похотливыми старичками заниматься? Мне самому интересно, как эти вопли оценит та же Наталья Иванова? Пригвоздит к столбу позора? Или же сошлется на туманную позицию героя и автора. Мол, сам писатель думает по-другому. Пусть думает. А впечатление-то от рассказа — наше, реваншистское. Так же, как скажем, в рассказе Курчаткина о "фашисте", бедном пареньке, затравленном вездесущими демократами. Прямо для газеты "Завтра" рассказ. Что же происходит с нашими литературными либералами, что у них глаза на события по-другому открываться стали? Предчувствие народной инквизиции.
Героиня повести Валентина Распутина Тамара — она и есть настоящий народный инквизитор. Это её панически боится демократический демагог из рассказа Маканина.
Но ведь такой же инквизитор, напомнит мне читатель, уже был у Виктора Пронина в "Ворошиловском стрелке", и также вызывал аплодисменты у всей страны. Вряд ли Валентин Распутин позаимствовал образ народного мстителя из повести Пронина. Это и важно — оба героя взяты из жизни. Народ начинает действовать самостоятельно. Ему не дают самоуправления, так он сам его потихоньку берет. Сам чинит свою инквизицию. И пусть пресса, сконцентрированная в руках группки властителей, вопит о беззаконии и самоуправстве народных мстителей, об угрозе фашизации, о судах Линча, если власть против народа, народ находит сам свои методы мщения и достижения справедливости.
Наталья Иванова всё сводит к советскому реваншу, вот здесь она заблуждается. Сегменты советизма, конечно же, есть в этом новом реваншистском народном порыве, но только как части народного сознания. Впрочем, подсознательно демократический критик это понимает, видит, о каком реванше, о какой инквизиции идет речь, пишет же: "Литературная газета" постоянно , из номера в номер, следует золотому советскому литературному правилу "Чаковских" времен: восторженная статья о "творческом пути" и "золотом вкладе" в литературу Мих. Алексеева обязательно появится рядом со стихами, к примеру, Андрея Дементьева". Вот и вылезли все ивановские тайные мотивы. Ну чем же, уважаемый критик, советский видный писатель и высокий литературный чиновник Михаил Алексеев отличается от такого же советского писателя и такого же высокого литературного чиновника того же ранга Андрея Дементьева? Разве что народность не та? И реванш-то, следовательно, надвигается народный, который чувствует и которому сочувствует и антисоветчик Александр Солженицын — вот еще герой реванша, и "красно-коричневый" Александр Проханов, и традиционалист Валентин Распутин, и мистик Юрий Мамлеев. А их уже подпирает молодежь. Не только яркие критики Лев Пирогов и Дмитрий Ольшанский (им сам Бог велел), но и молодые писатели, поэты, драматурги. Предчувствие народной инквизиции — это становится современным литературным знаком. Тот же елизаровский "Раsternak" не случайно появился. И рядом с ним на книжных полках лежат "Скины" такого же молодого, но московского автора Дмитрия Нестерова. Евгений Чебалин громыхает из провинции своим "Безымянным зверем", но и в самой Москве все зачитываются романами Анатолия Афанасьева и Сергея Алексеева, пожалуй, самыми беспощадными мастерами народного реванша.