Юрий ПОЛЯКОВ
Поэзия Иберийского полуострова любима у нас так, как, возможно, ни одна другая в мире. Достаточно сказать, что первый же опыт стихотворного переложения с гишпанского – переведённый Карамзиным романс о графе Гвариносе – через четверть века записали собиратели устного народного творчества – у кого бы вы подумали? Ни за что не догадаетесь – у яицких казаков! Точно так же в ХХ веке уходили в народ строки других испанских поэтов – Федерико Гарсии Лорки, Антонио Мачадо, Хуана Рамона Хименеса[?]
В 1975 году на базе Союза писателей СССР была организована советско-испанская комиссия по литературным связям, курировавшая переводы и устраивавшая ежегодные встречи литераторов обеих стран попеременно в Испании и Советском Союзе. Несколько лет назад Институт Сервантеса попытался возродить эту замечательную традицию, пригласив в Москву молодых испанских поэтов, чьи имена с тех пор перечисляются общей скороговоркой в отечественных обзорах современной зарубежной литературы: Антонио Мочон, Игнасио Картахена, Луна Мигель, Хосе Мартинес Рос. Вот только в чём состоит своеобразие каждого из упомянутых авторов, вы из этих статей не узнаете, да и переводов стихов нигде не найдёте – они были подготовлены к мероприятию, но так и не публиковались. «Литературная газета» исправляет это упущение!
В отличие от представителей молодой литературной поросли поэт, открывающий эту подборку, далеко не юн – он принадлежит к поколению пятидесятилетних. У себя на родине Франсиско Акуйо прославился математически выстроенной, невероятно сложной в смысловом отношении и в то же время очень эмоциональной лирикой, отлитой в классическую форму. Если кому-то из темпераментных испанцев и удалось алгеброй гармонию поверить, то в первую очередь ему!
Ирина КОВАЛЁВА
Франсиско АКУЙО, р. 1960
ГРАНАДА
О ЗВУЧАЩЕМ ЦВЕТЕ
Той музыки в картине отголосок
услышав, к свету поверну судьбу
я, тигр священный, у кого на лбу
звенящих линий тишины набросок.
Конец начала отобьёт отросток,
дух в шумном теле взмоет к вечной сини,
не потому ль нас трогают в картине
утёкшая вода, угасший свет,
ключ, вторящий безмолвию в ответ:
что было прежде и не будет ныне?
РУСЛО ВРЕМЕНИ
Покоем дан в развитии числа
набросок душ, поправших скоротечность,
где вне пределов времени смогла
суть сущего измерить бесконечность,
где светятся и звуки, и цвета,
лучится синева мелодий летних,
и сладких ароматов красота
не принимает доводов последних,
определяя всё, что нужно ей,
