Предполагаю, что, по крайней мере,
имея первобытное чутьё,
все эти замечательные звери
беспрекословно слушали её.
Безумия таинственные знаки
и слова эмпирический закон
воронежские кошки и собаки
по жизни понимают испокон.
Как проклятый, корябаю бумагу,
а человеку надо по судьбе,
найти обыкновенную дворнягу
и взять её в товарищи себе.
НОЧНОЙ ТРАМВАЙ
По следу ночного трамвая
летят золотые огни,
до самого Первого Мая
продлятся пасхальные дни.
А воздух пропах куличами,
поэтому тошно чертям
шататься такими ночами
по нашим трамвайным путям.
Гуляй, чернозёмная рота! –
любая душа, на пропой,
усыпана до поворота
яичной цветной скорлупой.
Я даже не подозреваю,
что время глядит на меня
с подножки ночного трамвая,
на стыках пространства звеня.
* * *
…По Дону гуляет казак молодой.
Из песни
В пути за живою и мёртвой водой
земная дорожка недолго петляет:
по Дону гуляет казак молодой,
а старый казак по квартире гуляет.
Я знаю, былые заслуги не в счёт –
вчерашние ангелы не приголубят;
уже самогон по усам не течёт
и шашка не рубит, и девки не любят.
А вечером я выхожу на балкон,
дышу химикатами и представляю,
что неподалёку находится Дон
и я на закате
по Дону гуляю…
Сергей ПОПОВ,
Воронеж
* * *
В.Ш.
на прежнюю пряжу надёжу
себе не запишешь в зачёт
сквозь полупрозрачную кожу
прозрачное время течёт
и ток пробегающий тенью
неверную кровь холодит
и воздух подобен растенью
и тень по соцветьям летит
цветы колдовства и удачи
и Парок спокойная злость
могло обернуться иначе
но именно этак пришлось
единственно так оказалось
озябнуть на здешнем ветру
и самая малая жалость
навечно забыть поутру
видений ночные громады
могучую радугу слёз
невытертый след от помады
и хвои венковый начёс
всю жизнь в заревом отпечатке
на сизом оконном стекле
небесную тень на сетчатке
чудесные блики во мгле
* * *
Теперь довыдумать сумей-ка
позавчерашнее житьё.
И если жизнь, она, копейка,
усмешка, дальняя скамейка,
над голым парком вороньё –
нет утешенья и пощады
юнцу с бескостным языком.
О, эти гибельные взгляды!
О, эти приступы бравады!
Я с этим парнем незнаком.
Глубокой осени свеченьем
прошиты холод обложной,
ложбинный пах, портвейн с печеньем,
земля с небесным ополченьем,
прозрачный купол неземной.
Портвейн массандровский – не местный.
День завершается воскресный.
В озёрной ряби дерева.
И речь смеркается над бездной.
И смута в омуте жива.
Чернильных вод лещи и щуки
сполна обучены науке
затеплить звёздное зерно.
Но над лещинами разлуки
