Слово берет лорд Трефгарн, указывая — к ужасу тех, кто не удосужился посчитать, — что почти двести лордов внесли свои имена в список выступающих в двухдневных дебатах. Он говорит, что не намерен ограничивать свою речь семью минутами, и призывает правительство осознать, какая серьезная битва ему предстоит. Шесть часов. Я встаю и выхожу, приостановившись, чтобы пропустить Джуд в вестибюль Палаты лордов. Мы направляемся в комнату для гостей, чтобы выпить вина.
— Похоже, вам всем удастся сохранить свои титулы, — замечает Джуд, глядя на меня поверх большого бокала шардоне. — Вас по-прежнему будут называть «милордом», «светлостью» и все такое, и ваши дети по-прежнему будут наследовать титул.
Я тронут попыткой Джуд подбодрить меня, особенно с учетом того, что эта попытка исходит от женщины, которую знают как леди Нантер и «миледи» только здесь, а во всех остальных случаях она настаивает, чтобы ее звали Джудит Кливленд.
— Не понимаю, к чему вся эта суета. Половина пэров никогда здесь не появляется.
Я спрашиваю, что, по ее мнению, сказал бы на этот счет Генри. Мой прадед вызывает у нее жгучий интерес, и моя жена любит поговорить о его судьбе, хотя издательство «Пакстон Осборн», где она работает главным редактором, не собирается публиковать его жизнеописание.
— Это ведь не первая попытка реформировать Палату лордов, правда? — спрашивает Джуд. — Кажется, в девятнадцатом веке, а потом в тысяча девятьсот одиннадцатом году? Генри не удивила бы эта идея.
— Он умер в тысяча девятьсот девятом, — говорю я. — Генри очень редко бывал здесь, но ценил пэрство. Может, именно поэтому он так хотел наследника? Но у него рождались только девочки, четверо, одна за другой, прежде чем, наконец, появился сын.
По лицу Джуд пробегает тень — сколько раз я клялся, что мои слова никогда не станут ее причиной, — и мне хочется прикусить язык или прикрыть рукой рот. Но я опять оплошал, и теперь уже поздно. Моя жена не реагирует — теперь такое случается редко. Но этого и не требуется — она лишь слегка морщится, словно от боли, и пытается улыбнуться. Всего через пять секунд Джуд возобновляет разговор, рассказывая о письме с упоминанием Генри, на которое она наткнулась в биографии одного музыканта, недавно присланной в издательство. Джуд даже принесла мне копию письма, и когда я беру у нее лист, то чувствую волнение. Вполне возможно, я начну понимать, какие мысли бродили в голове у Генри.
