Назар шумно усаживался на сиденье.
— Топтуны, блин, на васаре! Долдоны, блин! Звоню. Открывает один, другой сзади, пентюх. Мужики, говорю, мне Тамару. Он мне: какая Тамара? А я ему: а ты кто такой? А он мне: канай, блин!
— Побазарили, одним словом, — прервал содержательный рассказ Викун. — Впечатляет, отец?
Илья молча кивнул. Рождественская ночь полна чудес.
— Машину он, конечно, засек, — продолжал Викун. — Надо попетлять на всякий случай…
Метров сто вперед, налево, направо, разворот, стал, выжидая.
— Тут они подъехали, — усмехнулся Назар, показывая на спешащие одна за другой «раковые шейки».
Викун тронул машину. Заметил Трифу:
— Выходит, отец, что на вас, то и ваше. Включая голову.
— Садовая моя головушка! — стащил шапку Илья, вздохнул.
— Не убивайтесь, — подала голос дальняя женщина. — В обиду не дадим.
— Так, блин! — поддержал Назар. — Если вас менты пасут, это по нашей части.
— А у вас какие проблемы? — успокаивался Илья.
— Проблем нет, долги остались, — ответил Викун.
— Давайте-ка знакомиться, — предложила дальняя соседка Ильи. — Меня зовут Чара, рядом с вами — Светлана, за рулем Виктор и Эльдар.
— Подпольная кличка Назар, — съерничал тот. — Бывший тяж проффи Эльдар Назаров! В Штатах выступал, навел там шороху…
— Илья Натанович Триф, — представился Илья. — И не такой уж я старый.
— Это уважительно мы к вам так, — заметил Викун. — Назар, — обратился он к Эльдару, — а по Ленинградке не прорвемся.
— Мы не только по Ленинградке не прорвемся, — серьезно ответил Эльдар. — Давай, Викун, батю в другой салон-купе переводить.
— Такие дела, Илья Натанович, — повернулся вполоборота к Трифу Виктор. — «Вольво» — машина комфортная, хотя багажник не купе экспресса. Зато любопытство органов уймем.
— Если надо… — засуетился Триф.
— Надо, Илья Натанович, — кивнул Виктор. — Пока пост на Ленинградке не проскочим.
— Я вам, батя, мягкого под голову дам, — ободрил Эльдар.
Перевод пассажира занял минуты три. Илья улегся поудобнее, накрылся тентом.
— Готово.
Багажник захлопнулся. «Круиз продолжается», — отметил молча Триф, не готовый в полной мере из быстро меняющихся эпизодов составить полную картину своего существования. Об опасности он почему-то не думал, исповедуя принцип: «Я никого не обидел, я никому не нужен, никакого с меня проку нет». И даже то, что по его милости разбегались патрульные машины, устраивались засады, что неизвестные люди, пренебрегая опасностью, вытаскивают его из неведомых ловушек, не прибавило ему трезвого осмысления. Часа три назад он трясся от мысли, что его задержит милиция и станет бить — это реально, это боль, которой он панически боялся, а подвижки куда более серьезные, чем милицейская дубинка, его не волновали. Сущность дилетанта — неосознание меры опасности.
