– Я хочу знать, что за грязные факты они собрали за все эти годы, – заметил Ник.
– О господи, – сказала мама. – А нам точно это надо?
– Еще бы не надо!
Тут я подскочил к телевизору, переключил канал и оглянулся на Ника.
– Норман, включи обратно, иначе я сейчас начну играть этого Чи-коп-ски.
– Правильно – «Чайковский», – заметила мама.
Судя по безразличному выражению лица, Ника нисколько не позабавила мамина реплика. Его волнистые волосы вздыбились надо лбом и в сочетании с усталыми, тусклыми глазами придавали ему немного неряшливый вид.
– Переключи обратно, – велел он.
– Не переключу, – сказал я.
Ник наклонился вперед и одним движением поднялся с кресла. Отхлебнул вина.
– Чи-коп-ски!
Я бросился к Санни и прижался к ней. Ник отодвинул собаку и навис надо мной, схватив за плечи. Санни лизнула его в руку, а меня в лицо. Ник растопырил пальцы, как безумный пианист, и начал тыкать меня в грудь.
– Там-тадам-там-тадааааам, – пропел он. Меня замутило от винного духа, и я отвернулся.
Колени Ника придавили мне руки, а на грудь и ребра сыпались тычки.
– Там-тадам-там-тадааааам! Чикопски будет играть до тех пор, пока ты не пообещаешь переключить канал, – объявил он.
– Мам, я не могу дышать! Скажи ему, чтоб перестал!
– Ник, он не может дышать. Перестань.
– Повторяй за мной, – сказал Ник, не прекращая «играть».
– Ладно! Ладно!
– Я больше никогда не буду перечить Нику.
– Я больше никогда не буду перечить Нику, – повторил я.
Он отодвинулся и убрал руки. Глядел он куда-то вдаль.
– Пусти, дай мне переключить канал, – сказал я.
Ник застыл, взгляд его фокусировался где-то очень далеко, словно он увидел призрака в глубине ковра. Я не собирался ждать, пока он поднимется, и выскользнул. Мои шорты сползли с пояса, и тут внимание Ника привлекла малиновая отметина у меня на бедре. Глаза его округлились.
Я быстро подтянул шорты, избегая его взгляда, и переключил телевизор на спецвыпуск об уотергейтском скандале.
– Вот, – сказал я. – Помыть посуду?
– Это будет очень мило с твоей стороны, Норман, – ответила мама.
– А вы пока посмотрите спецвыпуск, – добавил я.
Ник по-прежнему стоял на коленях, свесив руки вдоль тела и наклонив голову. Было видно, как в такт дыханию вздымается и опускается его спина. Я пошел на кухню и начал намыливать посуду, слушая, как Никсон и другие злоумышленники отрицали свою причастность к вторжению в отель. Вдруг в телевизионную болтовню врезался голос Ника – я разобрал слово «скейтборд». Потом специалисты, проводившие расследование, говорили о том, что на самом деле происходило тогда в Белом доме – это называлось укрывательством. Ник не позвал меня в гостиную, его голос больше не вклинивался в звук телевизора, и я решил, что все в порядке. Когда я заканчивал с посудой, Никсон произносил свою «Речь о Чекерсе»
