На Пасху приходила в дом христосоваться вся дворня, и нас заставляли христосоваться со всеми. Всем мы давали по красному яичку. Приходили поздравлять с праздником и калмыки со словами «Христосн Воскресн!» – всегда почему-то прибавляя на конце букву «н». С ними не христосовались, но каждый получал кусок неосвященного кулича и стакан водки. Скотарь Минько приходил поздравить несколько раз в день и всегда так напоздравлялся, что потом засыпал под забором. Узнавши раз, что Минько лежит под забором пьяный, мама приказала запрячь лошадь и отвезти его домой в кибитку, в 500 шагах от дома. Приказчик говорит: «Это невозможно, он непременно упадет с дрог, его не удержишь, надо отвезти верхом». Привели оседланную лошадь, с трудом посадили его в седло, и он, не приходя в сознание, благополучно доехал до кибитки. Лошадь, конечно, вели.
На Пасху на две недели нам во дворе устраивали качели, и мы целые дни качались, подлетая до небес. Как-то к нам подошел табунщик Путатек, а по-русски, он всем говорил, – Ефимка. Ему было лет тридцать. Это был лучший наездник, легко справлявшийся с самыми злыми «неуками». Сел он на доску верхом и, как всегда, рассказывает анекдоты, высмеивая кацапов. А мы с Филиппом стоим по краям доски. Сначала слушали спокойно, а потом, перемигнувшись, начали раскачивать качели. Путатек испугался и начал кричать: «Ей-бог остановите, ей-бог остановите». Увидевши, что он чуть не плачет, мы остановили качели. Сойдя с них и переведя дух, он сказал: «Никогда в жизни не сяду на вашу качель, лучше объезжу сто «неуков», чем пять минут на этот качель».
Чабана, который пас овец, звали Никита Шестопал. У него на руках и на ногах, между мизинцами и безымянными пальцами, выросли совершенно нормальные шестые пальцы. Чтобы нам доставить удовольствие, он иногда приносил в дом только что родившегося ягненка, и мы не спускали его с рук, гладили, ласкали.
Еще был забавный столяр Петр. Ему брат Владимир заказал рамку для фотографии, где были сняты мы, четыре брата. На рамке он вырезал буквы «В.Б.». Я спросил брата, зачем он вырезал на рамке свое имя? Брат ответил: «Это фантазия столяра, и это не Владимир Балабин, а «Все братья».
На Рождество нам устраивали елку, но так как за елью надо было ехать сто верст до Новочеркасска, то брали сухое дерево и обматывали его зеленой надрезанной бумагой в виде бахромы – получалась зеленая елка, и когда ее завешивали, в изобилии, игрушками, золотыми орехами и прочим, то выходило совсем хорошо. Комната, где украшалась елка, замыкалась, и нас, детей, до определенного момента туда не пускали. Мы подсматривали в замочную дырочку.
