– То есть как? – вскинула голову Прайс. Высветленные до желтизны и искусственно выпрямленные волосы дико смотрелись на её лице негритянки. Точнее, мулатки, но темноватой. С чертами лица, далёкими от классических канонов даже и кроманьонцев. «Больше всего похожа на австралопитека из музея, – подумал Ойяма и чуть не рассмеялся. – Вот интересно, за что она так ненавидит Россию? Никаких ведь действительно разумных оснований. Там, кажется, всегда выступали за права чёрных. По крайней мере, в качестве рабов на плантациях никогда не держали. У меня, пожалуй, в память о прадедушке и судьбе Квантунской армии больше оснований их не любить. Вот Курилы с Сахалином категорически отдавать не согласны. На что уж Ельцин с Шеварднадзе и Козыревым вели себя как подгулявшие ковбои в борделе, тратящие последнюю десятку, а тут упёрлись намертво…»
– Вот именно так, мисс Прайс, – приходя в боевое расположение духа, ответил президент. – Мне надоели всякие околичности. Слишком многое стоит на кону. Не меньше, чем в октябре шестьдесят второго[42]. И говорить о сути и смысле текущего момента нужно серьёзно, чтобы не осталось место неясностям и недоразумениям. Здесь все ответственные люди, журналистов поблизости нет, прослушки, надеюсь, тоже…
Он сделал паузу, будто ожидая ответа хоть от кого-нибудь. Но все его «дамы» и прочие члены «кризисного штаба» предпочли перемолчать. Наверное, сколько здесь людей, столько и подслушивающих и подсматривающих аппаратов. Каждому ведь нужно отчитываться. Что ж, тем лучше…
– Давайте говорить прямо. Вы собрались здесь с фактически уже готовым решением – России нужно объявить войну. Реальную, или до крайнего предела «холодную». До нуля по Кельвину. (Едва ли многие из присутствующих знали, что это такое.) Так? Но по Конституции я не имею такого права, это прерогатива Конгресса. Тогда что я могу для вас сделать? Мой разговор с русским президентом вы все слышали. По-моему, всё, что возможно, мы друг другу сказали. Я не заметил со стороны моего русского коллеги особой агрессивности, он, скорее, был сдержан, но сдержанностью сильного…
– Вот это и недопустимо! – повысил голос вице-президент Дональд Келли.
Видимо, ситуация начинала выходить из-под контроля, раз подчинённым президента, хорошо воспитанным и знающим аппаратные правила, изменяет элементарная выдержка. Ещё это значит, что готового решения нет ни у кого.
«Ты сердишься, Цезарь, значит, ты не прав!» – вспомнил Ойяма римскую поговорку.
