Большой шеф Красной капеллы: Впервые в мире беседы с Леопольдом Треппером | страница 73
«Гестаповские бумажки» усугубят положение лишь уцелевших солдат Красного оркестра, когда их доставят на Лубянку.
Паннвиц, Гуревич, Стлука и Кемпа прибыли в Париж через десять месяцев после того, как покинули его, на этот раз они — не гестаповские беглецы, а «советские» разведчики, возвращающиеся домой.
Париж еще стонал, залечивая раны, жители еще разыскивали своих близких, пропавших без вести, замученных в фашистских застенках, в гитлеровских концлагерях. Город еще ничего не знал о героях Красной капеллы.
Москва салютовала героям, взявшим штурмом столицу рейха — Берлин, а бывший советский разведчик и агент зондеркоманды Кент и его нацистский покровитель ждали решения своей судьбы в одном из домов, занимаемых представительством СССР, — оно находилось в здании бывшего эстонского посольства. Танкист генерал Драгун являлся главой военной миссии и председателем комитета по репатриации советских граждан на Родину. Отсюда, как выяснилось, в начале года уже выехали в Москву, вернее, вылетели самолетом Леопольд Треппер, Шандор Радо, Александр Фут, затем — Иоганн Венцель и другие солдаты «невидимого фронта». Настала наконец очередь бывшего начальника зондеркоманды Хайнца Паннвица и его агента.
Было бы наивно думать, слушая его рассказы, что А.М. Гуревич взял билеты, приехал в аэропорт Бурже и вылетел со своими соратниками в Москву, не забыв, конечно, бесценные документы зондеркоманды. Это было совсем не так, как пятьдесят лет спустя повествует он об этом.
Все дни своего пребывания в Париже группа Паннвица находилась под наблюдением специальной охраны, советский офицер, сотрудник контрразведки СМЕРШ, отвечал за их жизнь и доставку. Для всех были подготовлены необходимые документы, по которым они, как репатрианты, возвращались домой. Нет, они приехали не сами — их привезли, так как уже многое о них знали. Достаточно, чтобы не доверять.
Вспоминая тот день возвращения, Анатолий Маркович жаловался:
«Я был убежден, что честно работал. Я вез с собой следственные дела гестапо на себя и Треппера, я вез письменные — гестаповские — доказательства подготовки союзниками сепаратного мира с Германией... Наконец, я вез с собой завербованного Паннвица (подчеркнуто нами. — В. Т.). Я был убежден, что приношу пользу Советскому Союзу. И поскольку ни ГРУ, ни наркомат обороны, ни правительство — а я в радиограмме, между прочим, просил о встрече со Сталиным — не получили этих сведений, этим стране был нанесен большущий ущерб. Абакумов перехватил все, что я привез. Он стремился к одному: подобрать все против ГРУ и выдать достижения на личный счет. Ведь нигде в протоколе даже не указано, что я привез Паннвица...»