— Что? У вас очаровательный муж, вы даже очень симпатичная, вы — исключение, вам можно дать восемнадцать лет, и вы еще жалуетесь?
— У меня нет ровесников. Ах, Жильберта, я должна вам сделать очень важное и срочное признание.
— Мне? Правда?
— Я впутала вас в свою ложь.
— Это доказательство дружбы, я вас благодарю, — отвечала Жильберта, тогда как Сесилия нестерпимо страдала от того, что ей приходится делать своей союзницей женщину, в которой угадывалось честолюбие и которая совсем ее не привлекала.
— Дело все в том письме, которое я потеряла, когда провожала вас тогда на вокзал. Так вот, по несчастной случайности оно попало в руки человека, который пришел сюда ко мне…
— …и потребовал денег.
— О, если б только это, я бы выкрутилась, но он потребовал, чтобы я пригласила его на ужин. На ужин сюда, завтра вечером.
— Ужин у вас дома — это стоит миллионов! Скоро он совершит бог знает какое мошенничество и будет похваляться знакомством с вами и тем, что вы принимали его у себя. Как он был одет?
— О! Знаете, в наши дни князья, лавочники, служащие и воры одеваются одинаково. Гюстав видел издали, как он отсюда выходил, расспросил меня о нем, и, поскольку в моих мыслях вы были связаны с воспоминанием об этом потерянном письме, ваше имя первым пришло мне на ум. Я сказала Гюставу, что почувствовала себя плохо, а Андре Варэ, наш семейный врач, не смог прийти, и тогда я позвонила вам домой…
— Ко мне? Там никого нет.
— …и попросила не знаю кого, возможно, вашу горничную…
— Я о ней только мечтаю.
— …прислать ко мне врача, вашего знакомого.
На этих словах Жильберта возмутилась: она обвинила Сесилию в том, что та поставила ее в ложное, мучительное и невыносимое положение:
— Если ваш муж станет меня расспрашивать, что я ему отвечу?
— Я не знаю.
— Как же я буду защищаться?
— Я ничего не знаю. Простите, Жильберта, мне очень жаль: меня застигли врасплох, и я сказала Бог весть что.
— Бог весть что — это уж слишком. Я отказываюсь нести ответственность за визит, который вам нанес этот опасный тип.
Зная, что Сесилия не станет с ней ссориться, поскольку не сможет открыть Гюставу причину их размолвки, она встала и сладеньким тоном изложила ей свои сожаления, оттого что не может ей помочь, однако Сесилия была в меньшем замешательстве, чем предполагала Жильберта, ибо у нее было оружие, способное заставить задуматься:
— Я поставила вас в неудобное положение и признаю это, но, поскольку мы не подруги, я не могу поставить себе в упрек злоупотребление вашей дружбой, — сказала Сесилия. — Раз мой брат приезжает завтра, он найдет способ помочь мне выкрутиться. Я ему все объясню и знаю, что он обо всем этом подумает.
