Но ведь звонок! Звонок! (Снова хватает трубку.) Алле! (Вешает. Озирается по сторонам.) Кто звонит? Вы что, смеетесь надо мной? (Кукле.) Ты звонишь? (Берет ее рукой и прислоняет к уху.) Алле! (Кладет на место, берет другую.) Алле! (Кладет.) Кто звонит? Кто звонит, спрашиваю? Ты? (Берет еще одну.) Алле! (Кладет.) Отец, это ты? Это ты звонишь, да?
Подбегает к бревну, прислоняет ухо.
Алле, алле!
Подбегает к столу. Вынимает пепельницу — прислоняет к уху.
Алле! (Отбрасывает.)
Рыжую куклу — из ящика стола — к уху.
Алле! Вас слушаю! Восьмой объект!
Пауза.
Ты?.. Ты мне позвонила?.. — Здравствуй, здравствуй… — Как же я могу тебя не узнать… — У вас день?.. — Нет, ну что ты, я не сплю, я ж на дежурстве… — Сегодня праздник у нас… День Леса… — Не надо, не надо, это святое… — Как твоя… эта самая… жизнь?.. — А нашего белого клоуна?.. — Отлично, отлично… — Тут у нас в газетах писали о вашем торнадо… Слава Богу, что все хорошо… — Слушай, ты не помнишь, где это я читал: семь братьев превратились в платан?.. — В платан, говорю… — В пла-тан!.. — Что? Что я должен сделать?.. — Подписать бумагу?.. Я так много подписал тебе бумаг… — Еще одну? Ты их, наверное, ешь?.. — Нет, не ешь?.. — Извини, это я так пошутил… — Хорошо, хорошо, да нет, о чем разговор… — Пришлешь письмом?.. — Правда, тут одно маленькое «но», маленькая проблемка… — Нет, с подписью… — У меня чего-то рука… — Говорю, деревенеет рука. Что ли, подпись не всегда получается. Вернее, получается, но каждый раз по-разному… Вчера расписался в ведомости, а мне говорят: эта подпись не ваша… — Ну, конечно, я сконцентрируюсь, о чем разговор… — Обязательно. Я обещаю… (Отрывает куклу от уха.) Вот так.
Пауза.
Вообще-то я не подарок. Как тут не танцуй. (Рассматривает куклу, которую держит в руке.) Она уехала с клоуном. Уже смешно.
Пауза.
У них день — у нас ночь. Так получилось. Ей всегда хотелось «красивых слов», а я угловат, резок в движениях. Стала называть меня эгоистом. Говорила, что я не вижу дальше собственного носа. А я ощущал себя Сирано де Бержераком. Но не мог выразить чувства свои… Уезжая, она сказала, что ей надоело со мной нянчиться. Что устала заменять мне маму. Она так и сказала: я не мама тебе, а ты мне не сын. И уехала. При чем тут мама, отец?
Помолчав:
Я все могу понять, но одного не пойму — и не прощу уже никогда, — зачем она перекрасила волосы?! Свои великолепные волосы — в отвратительно огненно-рыжий цвет! (Положил куклу на стол.)
