Художественная кинолента «Спартак», в которой она успела уже сняться даже беременной, дескать, вынашивает ребенка лидера восстания, монтировалась, а ей надлежало отдыхать. По крайней мере, муж был в этом непреклонен. Даже более того, она видела, как Михаил искренне переживал за нее и их общего ребенка, ведь сниматься в положении не просто.
— Дорогая, — услышала она знакомый баритон и почувствовала, как крепкие руки нежно обнимают ее плечи. — Я вижу, ты на своем излюбленном месте. И как обычно задумчивая. Тебя что-то тревожит?
— Я боюсь…
— Чего же? Тебе кто-то угрожал?
— Нет, что ты! Конечно, нет. Просто я пыталась понять, что же с нами будет дальше и ничего хорошего в голову не приходит.
— Тебя беспокоит война? Но ведь пока все хорошо. Да, есть потери, но мы контролируем ситуацию, а через год все будет окончательно решено.
— С Германией. — Она тяжело вздохнула. — Как мне ее жаль. Группа каких-то никчемных фанатиков со своими бредовыми идеями. Признаться, тогда, в двадцатые, никто и не мог даже подумать о том, что эти клоуны станут во главе государства. Но встали…
— Они и не смогли бы занять лидирующие позиции, если бы не деньги наших заклятых друзей.
— Из Америки?
— В том числе, — усмехнулся Тухачевский. — Ты, наверное, хорошо помнишь, тот ужас, который устроили фанатики в России сначала пятом, а потом в семнадцатом и далее годах. Везде, где ступает их нога, остается только кровь, боль и страдания. И самое неприятное то, что этим, идейным деньги поступали примерно из тех же источников, что и нацистам.
— Но зачем?
— Чтобы добиться мировой гегемонии. Ведь сейчас на нашей многострадальной планете идет увлекательная феодальная распря из которой сможет выйти только один победитель, которому достанется вся власть и вся слава объединителя планеты. А любые революционеры и бунтовщики приводят только к одному — ослаблению конкурентов. И всегда приводили, а потому с удовольствием поддерживались иностранными «доброжелателями».
— Глупости какие… — покачала она головой. — Неужели из-за глупых амбиций миллионы людей должны умирать?
— Миллиарды, — поправил ее Тухачевский. — Это не первая и не последняя война. И еще много землян сложит голову в борьбе за единение.
— Но зачем?! Неужели нельзя жить в мире и возделывать свой огород? Или каждый второй мнит себя Александром Македонским, на деле являясь тщедушным Раскольниковым?
— Такова природа человека, — лишь пожал плечами маршал. — Понимаешь, пока человечество возится на своей планете, оно не выходит за стадию эмбриона. Мы вылупимся из этой икринки только когда начнем осваивать новые планеты и системы. До тех пор мы вынуждены терпеть сражения за какой-то маразм вроде идеи избранной расы или всеобщего равенства.
