В стенах на уровне пола было проделано несколько отверстий, скрытых за темным, в тон плинтусу, облицовочным покрытием. Хаос отыскала неплотно прилегающий кусочек и сорвала его. Сзади обнаружилась компактная звуковая колонка. Мы с Хаос обползали всю комнату вдоль и поперек и нашли в общей сложности восемь замаскированных колонок разных размеров. И тут я чуть не столкнулась лбом с Квинтоном: он тоже решил проверить стены и водил многочисленными датчиками вверх-вниз по толстому слою штукатурки.
— Что нашла? — спросил он.
— Колонки. Тут внизу их целая куча. — Я показала ему колонки.
Хаос потеряла к аппаратуре всяческий интерес и занялась ковром. Она набросилась на краешек Мглы, как собака, отважно воюющая с прибоем.
— Смотри, не давай ей вгрызаться в ковер, — предупредил Квинтон. — Там полно проводов под напряжением, может шарахнуть. — На самом деле удар тока — далеко не самое страшное, что ей грозило, хотя… у Хаос имелся некоторый опыт в стычках с Мглой, и она лучше меня знала, когда уносить ноги.
— И еще с изнанки ковра и на полу полно каких-то пластин, — сказала я, оттесняя свою любимицу подальше от стола.
— Собственно, как я и думал. Ну-ка…
Мы осмотрели остальные колонки, и Квинтон еще раз проверил стены, прежде чем с моей помощью передвинуть стол и ковер, чтобы более тщательно их изучить. Все это время энергетический сгусток крутился рядом.
Я прошла по комнате, следуя за хорьком, хотя на этот раз она, похоже, просто решила прогуляться. Квинтон встал возле зеркальной стены, соединяющей помещение с аппаратной, и обернулся.
— Пошуми и покрутись на месте. Я сейчас.
Я взяла Хаос на руки и выдала несколько старомодных танцевальных движений, напевая ей на ухо джазовую композицию «Ты моя счастливая звезда».
Квинтон вернулся. Вид у него был озадаченный.
— Вот так и продолжай, — с улыбкой проинструктировал меня он и снова принялся ползать и махать приборами, изредка останавливаясь, чтобы отметить местоположение каких-то точек на стенах или полу.
Я как раз затянула первые два такта «Сорок второй улицы», и тут Квинтон снова меня окликнул:
— Ладно, можешь не петь. — Он тихонько посмеивался, но я не обиделась. Слишком уж давно я не практиковалась. Если совсем откровенно, певица из меня всегда была не ахти. Зато, если меня попросят станцевать и напеть что-нибудь легкомысленное, на ум первым делом приходят коленца в стиле Басби Беркли. Я танцую с восьми лет (спасибо амбициям моей матушки), профессионально с одиннадцати, и дурашливые танцевальные ритмы для меня привычны, как воздух.
