Полк отбыл через неделю, я должен был его догнать через три дня. Остроты сменялись сплетнями. Надо мной смеялись: «променял кукушку на ястреба», «это не полк, а сброд преступников». Как всегда, молва преувеличивает. Но иногда держится. Уже в Париже среди галлиполийцев за стаканом вина разговорились с генералом А. П. Туркулом; кто‑то упомянул 1 марта. Туркул разразился: «Был такой сброд, который носил это имя». Тут уж затрагивалась честь моего полка. Спрашиваю: «Вы про кого это изволите говорить?» Генерал Туркул: «Почему это вас волнует?» Ответ: «Я офицер полка имени 1 марта; это единственный полк во всем фронте, получивший пять георгиевских крестов за военные заслуги в ноябре 1917 года. На Новый год 1918 года все офицерство было в погонах. Полк демобилизовался по приказу». В чем же дело, недоумевал генерал Туркул.
А дело было вот в чем: прав и Туркул, и я. Он говорил о первых неделях полка, я о последних месяцах. В составе полка было несколько энтузиастов во главе с пор. Ушаковым, бывшим адъютантом Грузинова [67] во время революции, и разношерстная молодежь, не имевшая понятия ни о военной службе, ни о воинской дисциплине вообще. Всему пришлось обучать на ходу, нужно было заставить слушаться. Администратором исключительного таланта оказался командир полка Т. Д. Кругликов. Так суметь войти в психологию революционного солдата, суметь извлечь лучшие элементы и вместе с ними поставить на боевую ногу — это было бы чудом, если бы не было делом рук человеческих. А это было. Полк нес боевую службу. Лихие разведчики с поручиком Ушаковым и поручиком Казаковым производили боевую разведку, брали пленных венгерцев. Раз наш взвод привел их целый десяток. Было несколько трудных психологических случаев; они устранялись не только командованием, но и членами полкового комитета.
Покойный начальник дивизии генерал Энгель [68] говорил мне, что таких метаморфоз он не видал за все время своей службы. У меня навсегда осталось вопросом — почему же то, что оказалось возмож–ным в маленькой боевой единице, не смогло быть сделано в пределах государства?
Очевидно, нужны были прежде всего люди. Их не оказалось.
Под Новый год мы собрались в последний раз у нашего командира; мы были демобилизованы. Настроение было тяжелое. Я попробовал его рассеять: спрашиваю, где же обещанное революционное творчество? Кругликов вспыхнул, обвел всех глазами, хотел что‑то сказать, но не смог и забился в конвульсивных рыданиях. Сквозь них слышны были фразы: «погубили Россию». Когда он успокоился, то сказал: «Мы с вами честно сделали все, что смогли; это, — он развел руками, — дать ничего не может, разве что лишний эшелон пленных для немцев; но разве вы не чувствуете, что силой веет; на анархию идет жестокая реакция, она победит. Может, с ней победит и Россия; но это будет ее последняя карта. Во всяком случае, спасибо за доверие и службу».
