— Весьма польщена!
— Большинство окружающих даже не может представить себе, какая ты.
— Простите за непочтительность, дядя, — а вы можете?
Эдриен покрутил свою козлиную бородку:
— Хочу надеяться, что могу.
— Ой, смотрите, «Помпадур» Буше[25]!
Постояв минуты две перед картиной, Эдриен заговорил снова:
— Что ж, для человека, который предпочитал писать женщин нагими, он недурно изобразил её наряды, а?
— Ментенон или Помпадур? Я всегда их путаю.
— Ментенон была синий чулок и вертела Людовиком XIV[26].
— Да, да, конечно. Дядя, теперь пойдём прямо к Мане.
— Почему?
— Я уже начала уставать.
Эдриен оглянулся по сторонам и сразу понял — почему. Перед «Жилем» стояла Клер с незнакомым ему молодым человеком. Эдриен взял Динни под руку, и они перешли в предпоследний зал.
— Хвалю за деликатность, — шепнул он перед «Мальчиком с мыльными пузырями». — Что такое этот молодой человек? Змея в траве, червяк в бутоне или…
— Просто очень милый мальчик.
— Как его зовут?
— Тони Крум.
— А, юный знакомец с парохода! Клер часто с ним встречается?
— Я не спрашивала, дядя. На год она застрахована от глупостей, — ответила Динни и, увидев, как приподнялась бровь Эдриена, добавила: — Она дала обещание тёте Эм.
— А через год?
— Не знаю. Она тоже не знает. До чего хороши вещи Мане!
Они неторопливо пересекли зал и вошли в последний.
— Подумать только, что в тысяча девятьсот десятом Гоген казался мне верхом эксцентричности! — удивился Эдриен. — Лишнее доказательство того, как все изменчиво. В тот день я приехал на выставку постимпрессионистов прямо из зала китайской живописи в Британском музее. Сезанн, Матисс, Гоген, Ван Гог были тогда последней новинкой, а теперь они почтенные классики. Гоген, конечно, великолепный колорист. А всё-таки я предпочитаю китайцев. Боюсь, что я неисправимо старомоден, Динни.
— Я понимаю, что все эти картины хороши, — вернее, почти все: но жить среди них я не могла бы.
— У французов много хорошего; ни в одной стране смена школ в живописи не происходила с такой чёткостью, как у них. Каждый этап — от примитивов до Клуэ, от Клуэ до Пуссена и Клода Лоррена, от них до Ватто и его учеников, а затем к Буше и Грёзу, к Энгру и Делакруа, к барбизонцам, к импрессионистам, к постимпрессионистам — отмечен какой-нибудь вершиной вроде Шардена, Леписье, Фрагонара, Мане, Дега, Моне, Сезанна, означает разрыв с предыдущей стадией и переход к последующей.
— А бывали раньше такие резкие скачки, как теперь?
— Нет, раньше не бывало ни таких резких скачков в мировоззрении вообще, ни такой безысходной путаницы во взглядах художников на их назначение.
