была тогда вроде… система одна, которая в устном только обиходе и обозначалась. Та ли, не та ли? Кто ж её знает… Забыл, калёно железо! Начисто забыл. Я — кто? Страж, да и всё!
Вечный страж я, недрёманное око. Так ведь ты меня обзывал, отпрыск?..
И тут присутствие старика в палате стало ослабевать, истаивать, пропадать. Зато шумы иных миров возникли и усилились непомерно.
Они, похожие на радиопомехи,
заполнили треском
всё пространство.
76
Однако вскоре, сквозь шум, начал пробиваться удалённый, тусклый голос Патрикеича:
— «Ослябя», что ли? Так, вроде, систему сам товарищ Сталин назвал, ещё при проектировании. А вообще-то — не помню я… «Особо Секретные Лаборатории Ядер и Биогеокосмических Явлений»… Слыхал ты словцо такое от главного начальника моего — от батюшки-то? От Константин Константиныча Цахилганова? «Ослябя»?.. То-то, что нет… Эх, вы — «Чижевский! Чижевский!». А что, разве он один у нас, такой-то, сидел? А по всем-то лагерям сколько их находилось? И Чижевских, и Войно-Ясенецких, и других, имён своих не оставивших? Мы их собирали в кучку, мыслителей. Охраняли. Их дело было — работать, а наше…
— Железным жезлом их пасти,
— от — греха — учёной — гордыни — избавляя — всегда-то — препятствующей — в — продвижении — человека — к — истине —
слыхали мы про ваши благодеянья. Как же-с, понимаем, не прид-урки, — смеялся Цахилганов.
— Урки — не урки, а лагерная пыль — она много толкового придумала, перед тем, как развеяться на караганских-то наших ветрах…
Цахилганов задумался. И кивнул печально:
— Да, скоро опять пойдут они гулять над степью — чёрные, неспокойные пыльные смерчи. А вот белые световые столбы мученичества, восходящие, будто бы, к небу — эти не видны ни мне, ни тебе, Патрикеич… Отчего это в Карагане пространство так аукается с душой,
а душа — с пространством?
Здесь…
— в — самом — центре — Евразии — где — умирает — Любовь —
будто попадаешь в сильнейшие вибрации Вселенной? А?.. Магнитные вихри информации разгулялись отчего-то, спасу нет… А глаза-то у меня, и в самом деле, нехороши. Режет что-то глаза, и всё тут…
У сына полковника Цахилганова.
Словно от невидимой пыли.
— Дула, где ты? Что притих, железная тяпка?
77
Старик, кажется, заплакал где-то вдалеке
— от — сложного — своего — и — великого — чувства —
потому что долгое время ничего,
кроме слабых всхлипов,
не раздавалось в палате.
— …Нет, не понять никому, через что мы с товарищем полковником Цахилгановым прошли! — решительно выдохнул Дула Патрикеич. — Ты думаешь, почему ему генерала не присвоили, Константин Константинычу? Может, по причине высшей государственной верности — в звании твоему отцу отказали!.. А это, сынок, заслужить надо, такой отказ. Он выше любого ордена — отказ-то такой…
