5/4 накануне тишины | страница 33
Потом уж, потом прикинем, много ли непотребного натворил в жизни он сам, душка Андрей Константиныч. Что натворил хорошего для себя,
а значит — плохого для других…
Избывать Степаниде —
она — же — рождена — от — него — разумеется — от — него — хотя — Люба — тогда — уезжала — к — родителям — в — Тоцк — почти — на — целый — год — а — приехала — с — ребёнком — Цахилганов — не — видел — жену — с — большим — животом — вот — что…
что???
Да. Теперь он с трудом припоминал многое —
из того, что забыл.
Будто слежавшаяся душевная пыль поднималась в нём. И неприятный ветер мёл и взвихривал воспоминанья всё стремительней.
Но когда утихали вспышки на Солнце,
былое оставляло его в покое.
И слова, которые произносились в палате,
переставали дробиться, рассыпаться, раскатываться,
будто порвавшиеся бусы…
Тогда успокоившееся пространство снова устанавливало свои границы, делая невидимыми тех, кого не было в палате. И речи отсутствующих истаивали,
исчезали совсем…
К концу дня ослабнет магнитная буря. По сообщеньям — ослабнет. Совсем ненадолго. Тогда видимая суть снова возобладает над невидимой,
— и — Люба — конечно — окажется — вне — подозрений —
как всегда.
А пока… шумит в ушах воспоминанье о сухой, летучей пыли Карагана. О прошлой. О предстоящей. Скучно!
Смертельно скучно она шумит в памяти.
Сухая, летучая, чёрная пыль Карагана взлетала после нескольких дней весенней жары и носилась из края в край уже до самых осенних дождей.
— …Ободрана тысячелетняя пустынная степь, дикая степь, годная только для летних пастбищ, отсюда и пыльные бури, — забормотал Цахилганов Внешний, как бормочет усталый человек, впавший в глубокую дрёму. — Она ободрана десятками тысяч замученных крестьян, священников, учёных, проложивших здесь, в лютом безлюдье, под конвоем, железные дороги… вспахавших поля, вырывших каналы и шахты. Шахты, уходящие в чрево земли, в недра — недра…
«Сын Божий, хотя спасти свою тварь, отческих недр не отступи…»
Большое хозяйство было у чекиста Константина Константиныча Цахилганова. Ответственное. Хлопотное. Но он с ним справлялся.
— Я-то тут при чём? Ах, да: сын за отца ответчик… И так — до седьмого колена, из-бывать нам грехи отцов наших… — отвечал ему-себе Цахилганов сквозь полусон. — Скоро наступят тёплые дни… Тридцатый год, когда всё это начиналось — уже далеко. И сороковой. И пятьдесят третий… Далеко, далеко. А пыль, лагерная пыль, всё поднимается, всё носится в современности. И наводит морок на живущих,