30
Довольно скоро, в полной соотнесённости с небывалыми, грозными вспышками на Солнце, Цахилганов стал понимать: пока он разглядывает себя — Цахилганова, так сказать, лучшего, то есть — Внешнего, тем же самым занимается макрокосм. Вот — ловушка, расставленная для него Вселенной! Точно: да ведь это макрокосм разглядывает его, Цахилганова, будто в лупу, его же глазами — глазами Внешнего!
Он делал всё новые открытия на свой счёт,
— надо — же — как — бесконечно — сложен — человек — и — если — его — разложить — на — составляющие — части — то — можно — постичь — наконец — самого — себя — и — может — быть — мир —
и новые небывалые мысли обступали его здесь, в реанимации, кольцом, будто оккупанты,
и он то отмахивался от них,
когда внешний мир изучал его слишком назойливо,
а то погружался в размышления
едва ли не с наслажденьем,
чтобы разглядывать себя, не доверяя этого дела миру чересчур.
Внешний мир персонифицировался всё более изощрённо — далее он принимал то облик Патрикеича, то вовсе незнакомых каких-то людей, — и требовал теперь от Цахилганова иного, всеобщего, срочного пониманья себя. Цахилганов это чувствовал, и тут задачи мира и задачи личности как будто совпадали. Однако тут же возникало сильнейшее опасенье, что самой его жизни, может быть, осталось (что за чушь?!) совсем мало,
— теперь — ему — всё — чаще — казалось — будто — вместе — с — Любовью — и — страной — умрёт — и — он —
а с чем ему умирать?
Не с деньгами же.
И тогда-то ему панически хотелось найти пути оживления –
хотелось — до — смерти — и — досмерти —
оживления всего, что умерло или умирает.
Как же он обращается вспять, этот второй закон термодинамики, запущенный природой в один лишь конец?!.
31
Изредка, запутавшись в себе, Цахилганов старался уснуть здесь же, на больничной кушетке, совсем ненадолго, чтобы собраться с силами. Однако распадающиеся заживо рыбы видел он перед собою, едва только прикрывал глаза. И это наваждение теперь его не оставит, должно быть, пока он… не совместит себя…
— не — совместит — себя — с — собою — то — есть — с — миром —
…с миром живых.
Так?
Но степени своей душевной раздробленности он пока установить не мог.
— Можешь ли ты знать в точности, сколько нас теперь? — перебил молчанье Цахилганова он сам, Внешний. — Раздвоился ли ты, расчетверился или уж распятерился между делом.
И припугнул нехотя:
— Вон, кое-кто из физиков допускает, что число измерений, существующих в нашем мире одновременно, доходит до шестнадцати. А вдруг люди начали неосторожно размывать границы этих измерений, не понимая того, и проникать, просачиваться, перетекать разумом в другие измеренья — тоже? Не без ущерба для психической своей цельности, разумеется. А там, глядишь, и до биологической. Если же всё взаимосвязано, и всё отражается во всём,
