5/4 накануне тишины | страница 10
Лот, разумеется — Лот, писаниям которого негде издаваться, как только здесь, в Содоме, да ещё в Гоморре, немного северней…
Угрюмятся, спасаются по своим медвежьим углам,
— от — кого — от — чего — отчего?
И снова Цахилганов вспомнил про свой Караган, с мимолётной, но острой тоской. Тоже дыра, конечно, изрядная,
втягивающая — и не выпускающая по-хорошему,
однако…
— Какая же фамилия у него была? У постояльца? Щепкин? — очнулся он в свете сырого городского утра. — Пеньков… Хм, что-то, способное запылать. Огнеопасное что-то, но пока не воспламенившееся.
В свои роскошные комнаты с мокрыми постелями Цахилганов заглянул ещё раз совсем не надолго –
загаженный
гагажий
пух
перин,
куда его девать…
Бивни, лежащие повсюду, делали квартиру похожей на безжизненный и непроходимый поваленный лес с облезшей корой.
— Чур меня, — попятился он. — Мёртвое царство, мать вашу столицу,
вместе с пригородом, где жила бритоголовая Нинэлька, так и не подвергшаяся оплодотворенью.
— …Нет, вон отсюда!
В самом деле — хитромудрые Хапов и Шушонин всегда выражали страстную готовность к тому, чтобы взять на себя часть его полномочий. И Цахилганов не доверял им ни на грош. Однако среди москвичей попадались ему лишь эти две человеческие разновидности — либо Хаповы, либо Шушонины,
а других он не обнаруживал никак.
Столичная шалая видеофирма могла действовать и без него. Приказчик, бывший пионервожатый, обозванный им сгоряча продюсером, охотно справлялся с производством сам, норовя озвучить пики порнографических страстей радостными звуками горна или частой барабанной дробью –
крала — баба — бобы — крала — баба — бобы — крала — баба — бобы — и — го — рох!
Ещё этот малый любил сниматься на фото с теми, кого искренне считал мастерами кино. Он то и дело выстраивал их, голых, в ряд у стены, в дружную ровную шеренгу, а сам кидался к ногам и преданно смотрел в объектив с пола, растянувшись и подперев голову кулаком.
Однако эти сволочи с фотоаппаратами всегда почему-то снимали группу по пояс.
Цахилганов же, посещавший фирму раз в год, оставался вполне довольным всею дурною сутолокой,
несмотря на то, что кривая советская уборщица,
безостановочно двигающая мокрой шваброй по полу,
нарочно стукала ею по щиколоткам курящих артистов, а так же всех прочих,
свирепо ворча одно и то же.
И с особым удовольствием, до пронзительной костной боли, ударяла его, самого хозяина Цахилганова –
нагримуются — с — утра — как — ггговны — и — ходют — по — колидору — и — серут — и — серут…