Одна из таких встреч, когда я в потёмках упёрлась лицом прямиком в паутину с хозяином посередине, была воистину душераздирающей и для меня, и для паука. Бабка тогда послала меня в погреб за туеском закусочных солёных грибочков. С какой-то просьбой наведался лесоруб из соседнего села — трясущийся и заикающийся — и старая травница для успокоения нервов поднесла ему увалихи. В погребе было темно, но поскольку туеса с соленьями стояли почти у самой лестницы, свечу я брать не стала. Спустившись на нижнюю ступеньку, я начала шарить рукой по полке, но искомого туеска там не оказалось. Я шагнула на земляной пол, оставшись одной ногой в пятне света, льющегося сверху, и потянулась растопыренными пальцами в темноту вдоль полки. Кончики пальцев царапнули по шершавой бересте, я облегчённо вздохнула, подалась вперёд, чтобы ухватиться ладонью, и почувствовала, как лицо обхватило что-то почти невесомое. По носу защекотало. Я медленно отстранилась, мёртвой хваткой вцепившись в туесок, сделала шаг назад в освещённый квадрат и скосила глаза к переносице. На меня в ответ уставилась россыпь крохотных чёрных блестящих глаз-бусинок над хищно шевелящимися жвалами.
Секунду я стояла, думая только о том, как же страшна моя смерть, а потом издала такой жуткий вопль, что услышала, как наверху что-то уронили и затопали. Не переставая кричать, я замаха руками, шлёпая себя по лицу свободной ладонью, то тяжёлым пыльным туеском. Не оборачиваясь, попыталась взлететь по лестнице спиной вперёд, но ничего не вышло. Ступени как будто нарочно уворачивались, не давая опоры руке, ногам или пятой точке, зато нещадно били по спине. Задохнувшись криком, я начала плакать от ужаса. Так меня и вытащили — трясущуюся, всю в слезах, с исцарапанными руками, синяком на правой скуле и туеском с грибами, намертво схваченной неразгибающимися пальцами. Паук, разумеется, бесследно исчез. И с тех пор ноги моей не бывало в погребе, если в руке не горела спасительным светом большая свеча.
Вот и сейчас я прохаживалась вдоль ярко освещённых полок, высматривая необходимые травки, аккуратно увязанные в пучки и разложенные каждая в определённом месте ещё бабкой. Менять их местами, даже если бы у меня возникло такое желание, я не считала нужным, а главное — возможным. Мои способности к ворожбе при помощи трав всё ещё оставались для меня самой чем-то крайне сомнительным, а вот в даре бабки никто в селе никогда не сомневался. В общем, раз всё лежит, как лежит, значит, так нужно. Я отобрала несколько пучков колосничника, ветрушки, мокролюба и солонихи и вскарабкалась по лестнице обратно к свету и людям, подальше от темноты и пауков, наверняка плотоядно подглядывавших за мной из неосвещённых углов длинного каменного погреба.
