Церковь на Пайн-стрит, на углу Пайн и Гановер, скромно краснела кирпичом. Рядом стоял дом приходского священника. Толкнув тяжелую дверь часовни, я заметил смутное движение в глубине и услышал приглушенные голоса. Мне подумалось, что это Мерси, и спину кольнуло, но даже при таком освещении я понял – это не она. Возле кафедры стояли две женщины. Они сортировали пожертвованную одежду, вывалив ее из большого холщового мешка на стол.
– Это можно отложить в годное, верно, Марта? – сказала младшая, когда я подошел поближе.
Вдова, решил я, когда заметил кольцо. Замужней женщине, которая носит домотканую одежду, есть чем заняться в четыре часа дня, помимо сортировки всякого барахла. Грубоватые светлые волосы и плоский нос, похожий на раздавленный цветок, но голос мягкий.
– Я думаю, оно еще вполне приличное.
– Слишком приличное, – фыркнула женщина постарше, взглянув на простой розовый хлопок. – В таком платье любая нищенка будет выглядеть не на своем месте. Как можно, Эми! Брось ее в ту кучу, которая пойдет на заклад. Могу я вам помочь, сэр?
– Я Тимоти Уайлд, «медная звезда», – пояснил я, указывая на проклятущую штуковину.
На ее лице промелькнуло любопытство, смешанное с отвращением.
– Мне нужно побыстрее отыскать мисс Андерхилл, – вздохнул я, не обращая на это внимания.
– Ох! Дорогая мисс Андерхилл… что-нибудь случилось? – пискнула вторая, Эми.
– Не с мисс Андерхилл. Вы знаете, где она?
Все грани землистого лица Марты стянулись в форму гнилого лимона.
– Она со своим отцом, в доме священника. На вашем месте я бы их не прерывала.
– Почему? – уже через плечо спросил я.
Душа толстым слоем ханжества довольный взгляд, она сообщила:
– Они громко спорят в доме, и ей следует прислушаться к его доводам. Мисс Андерхилл присматривает за ирландскими бедняками, и это против здравого смысла. Она закончит в земле, рядом с матерью, если будет якшаться с пьяными иностранцами вроде этих – иначе откуда бы она подхватила холеру? И где тогда будет преподобный, несчастный благородный человек?
– В руках Божьих, – сухо ответил я, касаясь шляпы. – Разумеется, вашего Бога, так что вам не о чем беспокоиться.
Я вышел, оставив за спиной два открытых рта.
Выйдя из церкви через боковую дверь, я прошел между яблонями к темнолиственной изгороди, отделяющей дом священника, и замер – в гостиной, у окна, стояли Мерси и ее отец. И они определенно спорили: Мерси прикусила большой палец, ее отец выпрямился, будто аршин проглотил. Жизнью клянусь, я не собирался за ними подсматривать, но что-то во взгляде Мерси заставило меня остановиться у самой живой изгороди. Да и потом, один только ее вид уже здорово повлиял на мой пульс.
