Не выхватит ли сейчас шашку из золотых сверкающих ножен, не крикнет ли на все поле: «За мной!»
— Ворошилов! Ворошилов! — кричат дети.
Но все сроки уже прошли, и шоссе опять надолго пустеет. Время начаться параду во Львове.
Теперь даже самые упорные и те оставляют надежды увидеть Ворошилова.
И нехотя расходятся по домам.
Почти двадцать лет видели они перед собой образ живой и знакомый, и не стареющий, не изменяющийся, и к нему, к нему тянулась их изголодавшаяся по подвигам душа.
Поля сражений Первой Конной были их полями, их усадьбами, их кладбищами или овинами.
Коня под Ворошиловым могло ранить у кума Данилы, и командовать он мог из хаты деда Павло, а ночевать у Тараса — и все это давно стало родовым, личным, торжественно неизменным, как песня, петая смолоду.
И вспомнилось мне, как лет шесть или семь назад я пел такую же песню о Ворошилове на другом краю родины — на Востоке.
Все летоисчисление крупных дел начиналось там, со времени, с той поры, «как у нас побывал Ворошилов», с 1932 года.
В краевых и областных центрах говорили: «Год Ворошилова».
В районах отмечали десятидневки, те, в течение которых Ворошилов бывал у них В колхозах же запомнили, конечно, «ворошиловские дни», то есть те, в которые он посетил колхоз.
В день, уже не помню какой, но именно ворошиловский, стоял я на сопке перед пограничной рекою.
Два года назад — в этот же точно день — сюда заезжал Ворошилов и велел сделать то-то и то-то, а потом с мой же сопки долго вслух обсуждал боевые возможности места. Все то-то и то-то были уже готовы, и теперь тут происходило оживленнейшее учение.
И, как мальчикам из-под Львова в 1939, так мне в 1934 вдруг захотелось узнать в очертании скачущих у подножия сопки всадников знакомое лицо с красиво седеющими висками. Без слов, глубоко про себя, складывалась о нем своя песня.
Она одна у всех нас о Ворошилове — это любовь.
1941
Это было несколько лет тому назад на белорусских маневрах.
Крупный авиационный десант «красных» спустился на тыловую территорию «синих». Дело было во второй половине дня, почти в начале вечера. Небо еще казалось высоким и светлым, солнце, скрытое облаками, светило лишь вверх, оставляя поля в рассеянно оранжевом свете.
Десант приземлился. Поле у опушки молодой березовой рощицы покрылось сугробами белого шелка и стало похоже на еще не оттаявшую из-под весеннего, проеденного солнцем снега, равнину.
Ворошилов следил за спуском десанта, стоя у лесной опушки. Поздоровавшись с командиром и поблагодарив его за отличную организацию спуска, он сел в машину и быстро уехал, почти никем не сопровождаемый.
