— Вы его сын?
Вадим покачал головой.
— Видно, он знает вас достаточно близко, раз рассказал, что между нами случилось.
Вадим мог бы ответить, что ему как раз толком-то ничего и не рассказали, но благоразумно промолчал.
— Скорее всего, по большей части это была ложь… я хотела взять что-нибудь из его вещей. Проклятый мерзавец, бросил меня много лет назад с ребенком на руках, забыл о нас, ничего не давал… ладно меня не любил, но хоть бы сына своего вырастил… но ему до этого никакого дела… Я эти вещи для Петьки беру. На рынке можно за них хорошие деньги выручить. Он серьезно заболел. Мы все продали… Знаете, как это, ночевать в подвале хлебного завода? Спать на полу между мешками с мукой, а когда тебя прогонят — в ночлежке для бездомных? — женщина едва не перешла на крик и еще выше подняла голову. Ее благородство в этот момент граничило с надменностью.
Вадим собрался с мыслями и поспешно облизнул пересохшие губы.
— Сколько лет вашему сыну?
— Тридцать.
— Вот значит как… но это не так уж и важно, вам следует обратиться в суд, чтобы тот обязал Вирсова содержать сына.
— Нет… нет… даже связываться не хочу, — решительно произнесла женщина.
Вадим удивленно посмотрел на нее. Теперь уже она окончательно успокоилась, и лицо ее, светившееся мудростью, четко выделялось на более тусклом фоне стены. Она словно бы одним своим видом рассказывала ему историю всей ее жизни и мучений, которые довелось испытать ей, и от этого он начинал испытывать настоящее благоговение. И еще кое-что пришло ему в голову: и правда создавалось впечатление, будто перед ним монахиня; он не знал, что имел в виду Вирсов, когда говорил это, но Вадим подумал о чисто внешнем сходстве — сейчас ее темный платок сильно походил на мантию.
Вадим спросил ее, как она вошла сюда.
— А вам что?
— Скажите, и я…
— Что вы? Отпустите меня? Посмеете ли вы поступить иначе, если есть у вас хоть капля совести?
— Нет, нет, я просто хотел… — Вадим запнулся и в нерешительности прибавил, — …хотел помочь вам. Вы не понимаете, что делаете. Вы решили пойти на справедливое воровство? Умно и по-божески, но вовсе не значит, что вас за это никто не накажет. Я хранитель местного музея, которым владеет Вирсов. У меня есть ключ. Я могу дать вам ценный экспонат, вы выручите за него хорошие деньги.
— Вы лжете. Кража из музея вызовет еще больше подозрений.
— Нет, не вызовет. Даю вам честное слово. Можете довериться мне.
Пожилая женщина посмотрела на него. Секунду казалось, будто она мешкает, но потом она с прежней решимостью покачала головой.
