— Пустяковое, то что следят — ничего не значит еще, — отпарировал тот резко.
— Так сколько же я получу? — спросил Дон. — Пока не будет аванса, я даже не буду о деле говорить.
Доусон недовольно уставился в запыленное ветровое стекло автомобиля, обтер свой потный лоб носовым платком, немного поколебался, затем полез в карман и протянул Дону две банкноты по сто долларов.
— А когда остальные? — спросил тот.
— Пока это. Тебе же известно, как спрут тяжело расстается с деньгами.
Дон засунул деньги в карман. — Подумаю, стоит ли ввязываться в это, как ты говоришь, пустяковое дело, — сказал он с отвращением.
— Работай, — сказал Доусон. — Я возвращаюсь домой и буду тебя ждать. Не притащи хвост ко мне…
— Кто бы говорил, — усмехнулся Дон…
В приемной комиссариата полиции толпились репортеры. Вооруженные блокнотами, диктофонами, авторучками и фотоаппаратами, они наседали на заслон у двери к шефу полиции.
Два дюжих полицейских, широко расставив ноги, были неприступны и молчаливы.
— Правда, что у него была настоящая фабрика? — постоянно спрашивал толстяк в роговых очках.
— Какая у него сумма в банке? — толкался другой в сигаретой в зубах.
— Он из эмигрантов? — допытывалась белокурая девушка.
И хотя на все вопросы не было ответов, репортеры, оттесняемые коллегами, поминутно что-то записывали и пробирались к двери снова, чтобы задать новые вопросы.
В кабинете, осаждаемом репортерами, сидел шеф полиции — Томпсон и кричал по телефону:
— Я протестую! Мои люди охотились за ним полгода и чтобы так просто вам передать… Что?! Он, по крайней мере, заслуживает десяток лет каторги! Что?! Фабрика под охраной моих людей и я их не сниму! Мне не славы! Это священный долг каждого! А тем более мой перед уходом на пенсию! Я сам его арестовывал и это великая честь для него, черт побери! Что?! Я буду жаловаться самому…
В приемную шефа полиции стремительно вошел тонкий и высокий мужчина в длинном кожаном плаще. Его сопровождал атлетически сложенный детина в штатском костюме.
Репортеры бросились к ним с градом вопросов:
— Сколько миллионов у него?
— Женат он? Дети есть?
— Какие ценные бумаги еще фабриковались?
— Умоляю, у меня семья, один всего вопрос — он из Одессы?
— Господа, господа, прошу дать дорогу, — прокладывал себе путь в толпе репортеров, выдерживая целый залп фотовспышек, представитель власти, со своим спутником. — Мне ничего не известно, господа, разрешите пройти, разрешите… — отодвигал он локтями назойливых представителей прессы.
