— Ты помнишь, как я тебе его подарил?
— Да, — выдохнула она, глядя ему в глаза и видя в них свои собственные воспоминания.
— Наше первое Рождество. Сочельник, мы сидели здесь, на ковре перед камином.
Она прильнула к нему, истомленная его голосом, чувствами, которые он в ней вызывал.
— Я подарил его тебе в канун Рождества, потому что не мог дотерпеть до утра.
Люк провел пальцами по камню, но Эбби была готова поклясться, что чувствует это сильное и нежное прикосновение на своей коже.
— А ты заплакала. Ты сказала, что он очень красивый, красивый до слез.
— Люк…
— Я надел тебе его на шею, а потом мы занимались любовью, прямо здесь, перед рождественской елкой.
Он выпустил рубин из пальцев и теперь гладил ее по груди, отчего она начала дрожать.
— Я, как сейчас, вижу тебя. Ты была совсем голая, только рубин на шее, и по всему твоему телу вспыхивали от него цветные искры.
У нее перехватило дыхание.
— И ты была такая красивая. Ты тоже была красива до слез.
— Люк…
Она обхватила руками его шею, обняла так крепко, будто он был спасательным кругом, который помог бы ей выжить в бушующем море. Она уткнулась ему в шею и вдыхала его запах, такой знакомый. Он пах перцем и сексом.
Его руки умело справились с молнией на спине ее платья. Когда Эбби высвободилась из платья, его глаза жадно вспыхнули.
— Ты голая? — Люк смотрел на нее взглядом дикого, сильного, голодного зверя. — Ты была совсем голая под платьем? Весь вечер?
— Платье такое узкое, я не хотела, чтобы были видны швы от белья.
Она стояла перед ним, как в их первое Рождество — совсем нагая, лишь алый рубин горел на шее.
— Я мог потерять тебя сегодня вечером… — Он целовал ее глаза, лоб, виски. — Я мог навсегда потерять тебя.
Эбби крепко зажмурила глаза, чтобы не расплакаться от горькой мысли: да, она выжила, но он все равно потерял ее.
И все-таки, только на одну ночь, она про это забудет. Забудет боль, обиду, унижение и отдаст всю себя Люку.
— Возьми меня, — попросила она.
— Эбби… — он почти простонал ее имя, а она, едва спустив смокинг с его плеч, срывала с него рубашку, и вот уже ее дрожащие от нетерпения ладони легли на его широкую грудь.
Эбби никогда не переставала удивляться телу своего мужа. Он смотрелся таким тонким и гибким в одежде, теперь же, обнаженный, он выглядел глыбой восхитительных выпуклых мышц.
Каштановые волосы курчавились на его груди и дорожкой уходили вниз. Эбби последовала за ними глазами, и в ушах у нее зашумело, когда она увидела, как он возбужден.
