Доходит только через секунду: — Доктор, Артур, доктор, лечить!
Про пионерские галстуки Артур говорит: «Эти шарфики мы никогда не носили!» Я поправляю, а он хохочет:
— Не путай меня, галстуки — это в ресторан!
Пока дожидаюсь очереди в парикмахерскую, вспоминаю, что Серёжа там у себя валяется с высокой температурой, пишу ему, что вот сейчас меня покрасят, и тогда я позвоню. Приходит ответ: «Настоящая женщина даже звонить ненакрашенной не будет!»
Некоторые городские сцены — это эмбрион игры, когда нужно распутывать, что случилось. Сегодня видела, как индиец в чалме протягивал русской девушке букет, два билета на балет «Тодес» и шоколадку «Гейша».
Сейчас такая ровная круглая луна, что это, наверняка, просто кто-то прогрел пятаком глазок к нам.
На верхнюю полку я сложила блинным пирогом все небольшие книжки. Теперь каждый раз читаю сказку с хорошим концом, поднимаясь взглядом по их корешкам: Одна. День. Ночь. Изюм. Кысь. Двое. Ночь. Зима. Рубашка.
Я думаю, что когда пожилые люди улыбаются, то их морщины должны издавать легкий шорох, который обычно производят веера.
На самом деле я как-то резко схлопнулась внутри себя. Стала совсем небольшой, и мне в себе самой слишком просторно, неуклюже стучусь о стенки, как оставшийся карандаш в пустом пенале. Если так дальше будет продолжаться, я стану внутренним своим гномом, берегущим сокровища. Засяду где-нибудь и буду сидеть. В печёнках.
Домой меня везло такси и юноша водитель, забрав меня, сказал в рацию своему диспетчеру:
— Встретились. В пути.
— Счастливого пути.
Я почему-то расплакалась. Вернулась домой, а там десяток сохнущих чулок, похожих на табачные листья, и пёс проглотил половину зелёной прищепки.
Покупала в рекламном агентстве деревянные ручки, дали квитанцию, в ней написано «отпуск материалов на сторону». Как из зоопарка.
Шла домой, формулировала, без дураков, смысл своей жизни. Подхожу, на двери белеет объявление и написано «Памятка жильцу». Ничего себе, думаю, как они Библию ужали.
На ботинках порвались шнурки, пошла покупать. Продавец увидел, что я не могу выбрать нужную длину, спросил «Сколько дырков?». Я представила их как точки домино, сложила с обеих ног и сказала «Двадцать!».
Когда я смотрю на ожидающих оценок запыхавшихся, ослепительных молодых фигуристов в блестящих костюмах и пожилых, спокойных, невзрачных тренеров рядом с ними, всё время думаю, что так и выглядят в паре мои поступки и мой здравый смысл. Облажавшийся пацан в перьях и грустный умный дядька.
