На кассе женщина выкладывает на ленту пёструю детскую посуду, пару погремушек и помидоры Черри. Всё для очень маленьких людей.
Не могла отвести взгляд от дрели, сверлящей наш сломавшийся замок. На смену вялому и осторожному любовнику, наконец, пришел страстный!
Серёжа радостно:
— Дима стал папой!
— Здорово, а кто родился?
— Мальчик наверное, но я не спросил. Ксенией назвали. Намучается.
Армянина вчера спросили, есть ли у его собаки игрушки.
— Есть одна. Эта… визщялка!
Утром в офисном туалете брился N. Если бы я завтра увольнялась, то обязательно бы сняла джинсы, надела бы самую большую корпоративную футболку, налила бы чашку кофе, подошла бы сзади, положила бы голову ему на плечо и проворковала «Дорогой, завтракать пора».
Вовка рассказывает про умершую соседку.
— И ты понимаешь, она ведь артистка была. Столовое серебро, книжные полки до потолка, паркет сияет. Такая вся утончённая, возвышенная, хрупкие руки, гордый профиль. Спина в струнку вытянута, воротнички белые. Заебала всех…
Попалась листовка рекламного агентства — на фоне приоткрывшихся фисташек надпись «Треск миллионов идей, переполняя отсек мозговой, жарит нейроны… так погибают идеи и мысли…». Вероятно, это надгробие.
Хорошо бы вытолкнуть кое-кого из тесного, жаркого, панибратского лифта «ты» в прохладный коридор «вы» с высокими потолками.
Серёжа очень привязан к своему автомобилю. Говорит:
— Машина — моя самая сильная любовь после всех живых.
Скрип всех в мире тележек похож на поскуливание псов.
Ну и сколько можно проваливать экзамен на родительские права.
Ребенка пока нет, но как только на права сдам, сразу же куплю.
Тётка пихнула задремавшего парня и сказала:
— Молодой человек, не уступите мне место? А то у меня живот… Мальчик вскочил, тётка уселась, прижимая к себе брезентовую авоську. Я посочувствовала, мол, вон как болит. А из сумки вдруг показалась кошачья голова. Это у неё был не живот — животное…
У девушки из тесных джинсов выбился ярлычок с меленькими требованиями к стирке. Очень похоже на закладку в книге, как раз на середине. Интересно, чем кончится, кто убийца.
А вот, допустим, цыганка, что сидит в нашем переходе за деньги, слушает маленькое серебристое радио.
А представляете, каково самой маленькой последней матрешке?
Охватил ужас.
Хорошая была бы медаль «За лояльность».
Оля, с которой мы вместе заканчивали педагогический институт, вспоминает, что её очень обижало, когда родители сначала спрашивали, есть ли у нас самих дети, а потом уже верили советам по воспитанию. Почему, мол, чужих детей любить и понимать нельзя, если собственных нет? А теперь, ставши дважды мамой, соглашается — они были правы, детей-то ладно, а вот как раз родителей начинаешь любить и понимать.
