Бальзак достиг того возраста, когда вера в совпадения стала невозможна. Роковое падение также сыграло свою роль; позже оно появится в нескольких его произведениях. И упоминание о «героических июльских булыжниках» не менее важно, чем дурные предчувствия относительно исхода мятежа, которые он высказывал, лежа в постели. Та революция умерла, и в жизни Бальзака начиналась новая революция.
Будучи рационалистом мистического склада, Бальзак особенно любил мысль Лейбница, что все влияет на все>491. В 1830 г. в «Теории походки» он по-своему проиллюстрировал эту идею, приписав ее, словно по наитию, человеку, который выпадает из кареты: «Пистолетная пуля, которая падает в воду на берегах Средиземного моря, производит движение, которое можно различить на побережье Китая». В наши дни больше принято говорить о бабочке, которая хлопает крылышками на Амазонке и вызывает наводнение на другой стороне земного шара. Бальзак стал бы пылким приверженцем теории хаоса. Его несчастный случай стал превосходным примером чувственной зависимости от первоначальных условий: незначительное событие приводит к непредсказуемым последствиям и дает толчок шаблонам, получившим позднее у исследователей хаоса название «странных аттракторов». Бальзак определяет такое явление в человеческой жизни словом «судьба».
В философии, которую постепенно усваивал Бальзак, такой утонченный уровень анализа носит название Spécialité (интуиция, подкрепленная наукой). В намерения обычного биографа исследование философии не входит. И все же можно найти «странный аттрактор» в событиях, приведших к падению Бальзака и его отъезду в Саше в июне 1832 г. Само падение, возможно, и стало результатом «случайности». Но слово «случайность» сам Бальзак и его герои употребляют, когда им неизвестна приведшая к событию цепь причинно-следственных связей. Можно сказать лишь одно: падение повлияло на последующую жизнь Бальзака настолько, что возникает серьезный вопрос о его мотивации.
Вопрос о том, зачем Бальзаку вдруг понадобилось посвящать свою жизнь родной стране, кажется даже грубым. Невозможно не испытать потрясения, узнав, что его независимость как писателя сочеталась со стремлением подчинить свою волю политической партии и даже добровольно связать себя узами брака. Бальзак давно мечтал о парламентской славе. Здесь он шагал в ногу со временем: Виньи, Ламартин, Мериме и Гюго делали политическую карьеру. Желание не только писать, но и делать историю символизировало потребность, встроившись в иерархию, обрести в беспорядочной жизни нечто прочное. Политические взгляды Бальзака можно считать не набором убеждений, а своего рода психической гигиеной. Подобно Рафаэлю в «Шагреневой коже» и его аллегорическому двойнику – Франции после 1830 г. – Бальзака можно назвать государством из одного человека, которому требовалось «сильное и иерархическое правительство». Подобно человеческому разуму, который, будучи предоставлен сам себе, быстро достигает состояния анархии, «слабой» Франции также требовалась сильная поддержка. О «новом порядке вещей» Бальзак пишет в письме Померелю сразу после признания, что считает генерала «настоящим отцом». «Новый порядок» в его жизни совпал со смертью Бернара Франсуа. Возможно, перед ним забрезжила и надежда освободиться от долгов перед матерью.
