Жизнь Бальзака | страница 134
Второе разоблачительное происшествие – переезд Бальзака на улицу Кассини, рядом с Обсерваторией, на другом конце Люксембургского сада. Латуш помогал ему переезжать. У него имелось необычное хобби – клеить обои. Обои тогда как раз входили в моду среди буржуазии, и, как пишет Эдгар Аллан По в «Философии мебели», обои призваны были «играть роль геральдического символа в монархических странах». Бальзак хотел жить в квартире, достойной литературного короля. Выбирая обои, обрезая их по размеру и наклеивая их во все труднодоступные углы, Латуш позволил своему гению расцвести, чего он редко достигал в творчестве. Когда дела мешали ему возиться со стремянкой и клеем, он пользовался своими литературными навыками, чтобы в мельчайших подробностях описать, как его друзьям следует наклеить обои, которые он для них выбрал>372. Для Латуша роман Бальзака был словно продолжением того дома, где они собирались жить вместе. Не будучи перфекционистом, более того, понимая, что бесконечные поиски Бальзака идеальной фразы способны разрушить гармонию первоначального замысла, Латуш с сожалением наблюдал, как другие без нужды терпят неудачу при самых лучших намерениях. Окончательный выбор обстановки предоставили владельцу; Латуш просто резал и клеил. Следы их сотрудничества видны в «Отце Горио», где важное место занимают описания интерьера в пансионе Воке>373. Отделка интерьера была прекрасной подготовкой для разгадки тайн личности в предметах массового производства.
Спустя два или три года в убежище Бальзака на улице Кассини пригласили Жорж Санд. Она подметила необычайную женственность обстановки – в ней еще чувствовалось влияние Латуша. По словам Санд, Бальзак превратил свои комнаты в «дамский будуар»: стены «обиты шелком и украшены кружевами»>374. Спальня, по воспоминаниям другого гостя, напоминала апартаменты новобрачных: все розовое, белое и надушенное. Галерея на первом этаже, соединявшая два крыла дома, была оклеена обоями в бело-синюю полоску. Там стоял голубой диван; взгляд падал на редкие цветы в фарфоровых вазах. Повсюду валялись женские вещи: перчатка, домашняя туфля, вышитое сердечко, пронзенное стрелой, – подарки от поклонниц>375. Бальзак гордился тем, что способен создать роскошь из такого места, которое у других превратилось бы в жалкую лачугу. Комнаты были заполнены дешево купленными вещами, совсем как предложения Бальзака, расширяющиеся и взрывающиеся придаточными предложениями. Латуш видел в этом еще один признак его нудного многословия: «Запродаваться на следующие два года обойщику – поступок безумца!»