— Сделанного не вернешь, — прервал он Джироламо. — Давай лучше обсудим, что нам предпринять.
— Ну-ну, — хмыкнул младший брат. — Так ты полагаешь, мы еще что-то можем?
Тито ответил незамедлительно, поскольку решение уже созрело.
— Мы должны ознакомить с содержимым письма защитников Сан-Часкано. Тем самым будут нарушены планы герцога, и он сможет убедиться, что Ферранте — предатель.
В глазах Джироламо отразился испуг.
— Да, этого бы тебе хотелось. Но слишком рискованно. Пожалуй, и невозможно.
— Ты так думаешь? Ха! — раздражение переполняло Тито. — Говоришь, невозможно? — и он, похоже, обрушил бы на брата град проклятий, но в этот самый момент его озарило. И поднявшаяся было волна ярости мгновенно схлынула. Глаза вспыхнули победным огнем. На тонких губах заиграла торжествующая улыбка. — Невозможно, значит? — повторил он таким тоном, что Джироламо сразу понял: задача решена. Но Тито поначалу оставил брата в неведении и послал за Кассандрой.
— Причем здесь Кассандра? — удивился Джироламо.
— Это наш главный козырь, — уверенно ответил Тито.
Когда девушка вошла, он пододвинул стул к столу, предложил ей сесть, поставил перед ней чернильницу, перья, положил чистый лист бумаги.
— Сейчас ты напишешь письмо, Кассандра. Своему разлюбезному кавалеру, этому Ферранте да Исола.
В ее глазах отразилось изумление, но глупенькое, пусть и очаровательное личико осталось бесстрастным.
— Ты признаешься, что тронута его письмом до глубины души. У тебя есть душа, не так ли, Кассандра? — он пренебрежительно хохотнул, ибо отсутствие большого ума у сестры, особенно подчеркнутое ее красотой, раздражало его.
— Фра Джорджио говорил мне, что да, — она осталась нечувствительной к тонкой иронии.
— Фра Джорджио — дурак, — отрезал Тито.
— Нельзя так говорить, Тито, — укорила его сестра. — Фра Джорджио учит меня, что насмешничать над монахами — грех.
— Похоже, он знает, насколько смешон, поэтому и вдалбливает всем и вся, что смеяться над ним нельзя. Но нас больше интересует не он, а мессер Ферранте.
— Да, Тито, — потупила взор Кассандра.
— Ты напишешь, что глаза у тебя наполнились слезами, когда ты подумала о его сердце, разрывающемся на части, словно печень Прометея, и тебе захотелось познакомиться с ним поближе.
— Ничего мне не захотелось. Он чересчур высокий, тощий, уродливый. И безбородый. Мне нравятся мужчины с бородой.
— Молчи! — рявкнул Тито. — И слушай меня. Пиши, как я тебе говорю. Твои мысли не имеют к этому письму никакого отношения. Далее добавь, что мы, Джироламо и я, в отъезде и ты просишь его прийти к себе на закате. Через садовую калитку. Такая романтичность, несомненно, понравится этой сицилийской собаке, не так ли, Джироламо?
