Вдова мягко, как бы про себя, рассмеялась.
— А если я скажу, что Флоримон мертв?
— Я поверю этому, когда у меня будут доказательства его смерти, — ответила девушка.
Маркиза холодно посмотрела на нее, сохраняя полную невозмутимость при этих почти оскорбительных словах.
— А если я представлю эти доказательства? — почти грустно спросила она.
Глаза Валери чуть расширились, будто от мрачного предчувствия. Но ответ ее был скор, а голос — спокоен.
— Это никак не изменит моего отношения к вашему сыну.
— Глупости, Валери…
— Это с вашей стороны, мадам, — прервала ее мадемуазель, — глупо думать, что можно принуждать девушку к браку, требовать ее привязанности, управлять ее любовью при помощи тех средств, которыми вы пользуетесь. Вы думаете, я буду более расположена к вашему сыну и открою ему сердце, если меня будут держать в заточении только для того, чтобы он мог ухаживать за мной?
— В заточении, дитя? Кто стережет вас? — удивленно вскричала вдова, как будто с уст Валери сорвались самые невероятные слова.
Мадемуазель печально и чуть насмешливо улыбнулась.
— Разве же я не в заточении? — спросила она. — А как иначе вы назовете это? Что делает здесь этот субъект? По ночам он спит за порогом моей комнаты и следит, чтобы никто не общался со мной. Каждое утро он идет со мной в сад, когда я, благодаря вашему милосердию, совершаю там прогулки. Сплю я или бодрствую — этот человек всегда остается в пределах слышимости любого слова, которое я могу произнести…
— Но он не знает французского! — запротестовала вдова.
— Чтобы застраховаться, без сомнения, от любых моих попыток привлечь его на свою сторону и помочь мне бежать из этой тюрьмы. О, мадам, повторяю вам, вы тратите время, наказываете меня и терзаете себя впустую. Даже будь Мариус тем человеком, которого я по своей слабости смогла бы, не дай Бог, полюбить, средства, которыми вы пользуетесь, лишь заставили бы меня возненавидеть его, как на самом деле и вышло.
При этих словах все страхи вдовы улетучились, а с ними и все мысли об утешении Валери. В ее глазах засверкал гнев, и линия рта стала внезапно настолько жестокой и насмешливой, что красота ее лица резко контрастировала с появившимся на нем выражением ненависти.
— Так, значит, ты ненавидишь его, моя милочка? — в ее голосе прозвучала насмешка. — А ведь он мужчина, которого любая другая девушка Франции сочла бы за счастье получить в мужья. Ну-ну! Говоришь, тебя невозможно принудить к этому? — смех маркизы стал неприятным и угрожающим. — Ты слишком самоуверенна, Валери. Слишком уж самоуверенна. Может статься, ты будешь на коленях умолять о браке с мужчиной, которого, по твоим словам, ты ненавидишь. Не думаю, что тебя нельзя принудить.
