Учителей к молодому человеку не приставили — сей труд взял на себя сам король. По мнению его величества, ни один английский учитель не мог придать латыни молодого человека то истинно римское произношение, которое было принято в Шотландии и которым король гордился не менее, чем всем остальным. Злые языки сожалели, что его величество не придавал такого же значения правильности английского произношения, а потому не мог передать его ученику.
В эти зимние дни мистер Карр если не занимался с королем очередными уроками, то сидел с ним за трапезой, или скакал на коне рядом с ним, или подставлял руку, когда королю надо было во время аудиенции на кого-то опереться, — столь чудесна была красота юного шотландца, что король Яков не мог обходиться без него ни минуты.
К Рождеству имя нового фаворита было на устах у всего Лондона. В Датском дворце, где под руководством элегантного и опытного Пемброка держала свой двор королева и где часто бывал юный и суровый наследный принц Генри, по отношению к фаворитам короля был издавна принят презрительный тон. Теперь там создавались злобные памфлеты в адрес мистера Карра. Но хотя многие с понятной насмешливостью относились к внезапному возвышению нищего шотландца, хотя хватало завистников, предсказывавших падение столь же стремительное, как взлет, те из них, кому случалось лично встретиться с этим юношей, сразу проникались к нему симпатией: он был обаятелен, по-мальчишечьи естественен, откровенен и скромен. А ведь другой в его положении мог стать и заносчивым гордецом.
Его спасало воспитание — он происходил из обедневшего, но благородного рода и уже имел некоторый придворный опыт, что было хорошо заметно по милой непринужденности его бесед. Приятное лицо, юная живость и веселость, лившиеся на собеседников теплым и сверкающим потоком, — да, придворные начинали понимать и даже разделять чувства, которые питал к нему король.
Ему самому возвышение казалось совершенным чудом, он искренне считал нынешнее свое положение прекрасным и недолговечным сном. Убедила его в реальности всего происшедшего лишь просьба, с которой в один прекрасный день обратился к нему прежний хозяин апартаментов сэр Джеймс Элфинстоун.
Сэр Джеймс имел дипломатические способности и желал получить место посланника при французском дворе. Мечты его не были беспочвенными — король имел обыкновение обсуждать с ним англо-французские отношения, и вот теперь сэр Джеймс вознамерился через Карра обратиться к его величеству с просьбой о должности. Мистер Карр потерял дар речи — это обращение было самым убедительным доказательством настоящего поворота судьбы.
