— Пардон, — склонил большую голову с глубокими залысинами Угрюмов, — я вовсе не хотел вас обидеть. И не ищите в моих словах фривольностей.
Наталья Сергеевна укоризненно взглянула на него, как бы говоря: «Ах, Фрэд, вечно ты проявляешь свое солдафонство», а вслух сказала с горчинкой:
— Не придавайте значения его намекам. Мы действительно будем рады, если вы разделите с нами семейный праздник.
— С удовольствием, — признательно посмотрела на хозяйку квартирантка. — Но позвольте мне чуть-чуть привести себя в порядок.
В это время из глубины столовой раздался призыв Изольды:
— Скоро ли вы?
— Вы и так прелестны, дитя мое, — сказала Наталья Сергеевна, протягивая Маше полные короткие пальцы.
— Прошу вас, — предложил ей руку и Федор Федорович.
Обычно закрытая, столовая была освещена не только люстрой, но и всеми настенными бра. Свет делал ее более просторной и высокой. Стол красного дерева манил к себе обилием посуды, очевидно, семейного сервиза, до поры до времени покоившегося в каких-то тайниках. Полная, как хозяйка, супница источала аромат наваристого куриного бульона, салатница возвышалась над скатертью пирамидой зелени, бросались в глаза краснобокие яблоки, едва умещавшиеся в вазе. Сервировку дополняли бутылки вин, названия многих из которых Мария или не знала, или успела забыть.
За столом, кроме Изольды, сидел моложавый белобрысый мужчина в кителе, на котором были видны следы погон, аксельбантов и орденских планок. При появлении хозяйки и ее спутников он поспешно поднялся и, точно в ожидании команды, застыл над столом, придавливая бледной рукой накрахмаленную салфетку.
— Константин, друг нашего дома, — сказала Изольда, глядя на Машу. — Заочно вы уже знакомы.
— Когда Изя рассказала вашу историю, — зарокотал красивым сочным баритоном военный, — я буквально обалдел. Вы — и вдруг невеста Юрия Васильевича… как тесен мир…
Маша успела заметить, что при своем монологе Константин несколько раз бросал беглый взгляд за ее голову, туда, где стоял Угрюмов. Тот очевидно, как она догадывалась, дирижировал его поведением.
Казанской ничего не оставалось, как только изобразить приятное удивление, смятение и в порыве надежды на хорошую новость о женихе буквально сорваться с места, бежать к Константину, чтобы прикоснуться к его руке.
— Где, где… он теперь? — давясь слезами радости, преданно глядела в нагловатые глаза каптенармуса робкая гимназисточка, наивно верящая всяким россказням, если они были связаны с именем избранника сердца.
