— От наших ребят! Будущему чемпиону!
Сделав над собой усилие человека, берущегося голой рукой за раскаленный брус, Шелешнев взял букет и, не поднимая головы, быстро пошел в раздевалку.
Алексею не раз доводилось испытывать горечь поражения, но то ничего не стоило перед горечью сегодняшней победы.
Шелешнев долго стоял под душем. Колючие струи хлестали тело, вместе с усталостью смывая и то нехорошее, что он только что пережил.
Одевшись и уложив в чемоданчик свое боксерское снаряжение, Шелешнев вышел в раздевалку.
На подоконнике, охватив колено руками и мерно покачивая ногой — ее обычная поза, когда она была чем-либо раздражена, — сидела Нина. Перед ней стоял Соколов. Белый крестик пластыря — знак удара — закрывал его левую бровь. Шелешнев не ожидал этой встречи (по дороге на стадион Соколовы говорили, что сразу после матча пойдут на именины к брату Сергея), он смутился. Соколов быстро повернулся к нему.
— Будь добр, подтверди Нине, что ты понятия не имел, что у меня слабая бровь. Беда с этими женщинами, — добавил он с натянутым смехом, — заладила, что ты нарочно метил…
У Шелешнева похолодели щеки. Стараясь не глядеть на пластырь, стянувший кожу лба и как-то странно перекосивший лицо Сергея, он молча, с натугой кивнул головой.
— Ну, вот видишь! — торжествующе воскликнул Соколов, и Шелешневу почудилось в его тоне облегчение, словно где-то, в глубине души, и у Сергея шевелилось сомнение.
— Я вовсе не осуждаю Алексея, — сухо сказала Нина. — С какой стати человеку отказываться от лишнего шанса? Даже единственного, если хотите. Пожалуйста, не перебивай меня, — бросила она Сергею. — Я же не говорю, что это запрещенный прием! Но все-таки я рада, если Алексей действительно не знал.
— Я знал… — Шелешнев намеревался рассказать все до конца, но на лице Нины появилось такое гадливое выражение, что слова застряли у него в горле.
— Лучше бы ты соврал! — Она брезгливо передернула плечами, вся как-то съежилась, будто прикоснулась к чему-то нечистому. — Хоть бы ради меня, ради прежнего твоего… — Она хотела сказать «чувства», но, вспомнив о Сергее, удержалась.
«Так она знает, что я ее любил? Как же она может так низко обо мне думать?»
Шелешневу уже не хотелось оправдываться в глазах Нины. Движимый злым, оскорбленным чувством, он с вызовом проговорил:
— Если удар был неправильный, пусть Сергей опротестует бой.
— Замолчи. Гадко!
Соколов стоял, нагнув голову, внимательно глядя на серый исхоженный линолеум. Его маленькие, тесно прижатые к голове уши слегка порозовели. Шелешнев ждал, что он заговорит, но Сергей молчал. Алексей снял с вешалки плащ, неловко поклонился и вышел…
