Гражданский, коммерческий и уголовный кодексы, определяющие правовые нормы, по которым теперь живут французы, тоже детища императора. А вот метр - не его заслуга. И очень жаль, конечно.
Он припомнил, что само слово метр было "произведено" от греческого "metron" - измеряю. И что придумали эту меру ученые Монж, Лаплас и другие. Метр - это ни что иное, как десятимиллионная часть четверти длины парижского меридиана. Память у него всегда была отменной. Помнит даты, цифры, законы. Многих своих солдат знает в лицо и по имени.
Но тут император снова усмехнулся, на этот раз невесело. Где его солдаты, офицеры, маршалы? Никогда не думал, что когда-нибудь ему придется вышагивать по двору, словно узнику на ежедневной прогулке, дозволенной начальником тюрьмы. И вспоминать от скуки и тоски все подробности, связанные с введением метра во Франции. А когда это кончится, неизвестно.
Впрочем, справедливости ради надо было признать, что двор, куда их всех ежедневно приглашали на прогулку, с тюрьмой не имел никакого сходства. Скорее крошечный парк с цветниками, кустами роз, квадратом аллей, проходящих вдоль стен, и даже маленьким фонтаном посредине. Стояли здесь кое-где и статуи античных богов, причем некоторые были неплохими копиями подлинников, хранящихся в Лувре. Розы и статуи немного улучшали настроение. Вот только стена вокруг глухая и очень высокая.
Император в третий раз обошел парк и присел на скамейку, чтобы понаблюдать за своими товарищами по несчастью. Неподалеку, от него, на другой скамейке, сидел Гомер. Древнегреческий старец поднял невидящие глаза к небу, перебирал струны лиры и речитативом очень противным голосом выкрикивал какие-то древнегреческие строки. То ли вспоминал сочиненные раньше, то ли на ходу складывал новые.
Если кто из них и чувствует себя здесь сносно, подумал император, так это, безусловно, Гомер, поскольку слепец не видит, куда попал. Похоже, вдобавок, что к старости он уже выжил из ума. А раз так, ему все равно где быть. Кормят его наверняка не хуже, чем в Древней Элладе - всегда на столе перед ним полно козьего сыра, маслин, грецких орехов, зелени, бараньего мяса, да и в амфоре что-то плещется.
Вид слепого Гомера настроил императора на философский лад. Он подумал: насколько разное у тех, кто гуляет в этом парке, положение относительно друг друга. Гомер жил раньше всех, и потому имена Наполеона или, скажем, Галилея для него пустые звуки. Тот же Галилей должен бы знать о Гомере, но не о Наполеоне. А самому императору ведомы все те, кто жил раньше него, и не ведомы, кто будет жить после.
