Если бы я начинал знакомство с Америкой в этот вечер, то, не ожидая расспросов, засыпал бы радушную семью рассказами о наших общих московских знакомых, о молодом трепаче-гитаристе, так полюбившемся младшему поколению Кэннингхэмов, и, конечно, о своих близких, о переменах, случившихся в моей жизни, но опыт минувших дней призывал к сдержанности. И потому, умеренно покричав при виде хозяина и похлопав его по твидовой спине, размашисто пожав добрую лапу Эдди и осторожно — пальчики его сестры, выразив надежду приветствовать миссис Кэннингхэм и восхитившись домом, я спокойно опустился в кресло и замолчал.
Довольно долго никто меня не тревожил. Кэннингхэм смешал нам что-то выпить, и мы выпили; пришла сладко позевывающая миссис Кэннингхэм в чем-то розовом, воздушном, и мы опять покричали, но сдержанно. Потом юный Эдди спросил, появились ли в Советском Союзе хиппи.
— Нет! — сказал я сожалеюще. — В этом плане никакого прогресса… О чем вы пишете?
— Ему еще не о чем писать, — сказала сестра, и все засмеялись.
— А как поживают… э…э… — любезно начала миссис Кэннингхэм, но зевота так выслезила ей глаза, что она вынуждена была закрыть лицо руками.
— Все — о'кэй! — заверил я, уместив в этой краткой формуле трудную и сложную жизнь последних лет.
— Нравится наш дом? — спросила миссис Кэннингхэм. Экономя силы, я закатил глаза и развел руками: мол, нет слов!
— Но у вас тоже… — и опять посланница морфея — зевота — помешала ей закончить фразу.
— У меня тоже о'кэй! — пришел я ей на помощь.
— Вы не были под Корсунь-Шевченковским в пору войны? — спросил Кэннингхэм.
— Нет.
— А вы не знаете, кто из литераторов был?
— Нет.
— Симонов тоже не был?
— Понятия не имею.
— Ему это нужно для второй части книги, — пояснил Уилкинс.
Кэннингхэм вышел в кабинет и вернулся с громадным томом в красивой суперобложке. Достал шеферовское перо и что-то размашисто написал на титульном листе. Я с благодарностью принял книгу, поникнув под блаженной тяжестью, и понял, что придется оставить ее в Америке, ибо в самолет не пускают с лишним весом, а у меня нет багажных денег.
— Бестселлер, — заметил Уилкинс.
— Седьмое место в списке, — уточнил Кэннингхэм.
— Вы, конечно, видели… — начала миссис Кэннингхэм, но зевота буквально задушила ее; с извиняющейся улыбкой она встала и, пошатываясь, направилась к лестнице.
— Жена хотела сказать, что в воскресных номерах «Нью-Йорк тайме» публикуются списки бестселлеров, — пояснил Кэннингхэм.
Молодые люди задвигали стульями и стали прощаться.
