Из записных книжек | страница 31
Местная газета уделяла много внимания процессу расхитителей. Мнение городских жителей не было единодушным. Иные осуждали покойного Никольского: и сам ничем не попользовался да еще ввел в грех хороших людей. О преступной чете вздыхали: образования не хватило, вот и завалились. Нешто можно с суконным-то рылом в калашный ряд!.. Так-то.
На земле Лескова
Я записывал в Орле телепередачу о Лескове. Николай Семенович дождался памятника, да еще какого — в целую площадь. Посредине в кресле восседает монументальнейший, уже пожилой, заматерелый и грустный Лесков, а вокруг, на высоких постаментах, расположились его главные герои: косой тульский Левша, Очарованный странник, пожирающий ошалелым взглядом пляшущую перед ним Грушу, божедомы, тупейный художник, причесывающий свою горькую любовь — крепостную балерину, леди Макбет Мценского уезда у позорного столба. К мемориалу относятся: гимназия, столь недолго удержавшая в своих стенах не преуспевающего в науках гения русского слова, соборная церковь, где он молился и бил поклоны; отсюда же берет начало улица, по которой он ходил в судебную управу в пору недолгой службы.
На фотографиях мемориальное творение отца и сына Орешкиных выглядит очень соразмерным и пропорциональным, я думал всю передачу провести на площади, благо что в проспекте горделиво указывается: к Лескову можно прийти только пешком, движения городского транспорта возле памятника нет. Поэзия и правда! Бронзовые фигурки персонажей оказались крошечными, с бутылку из-под шампанского, никак не соотносящимися с громадной фигурой Лескова. Вот как получается, когда Отца и Сына не осеняет Дух святой — не хватило третьего Орешкина в творческом коллективе.
Оператору никак не удавалось совместить меня с бронзовыми куколками. Да это и ни к чему было. Мимо памятника каждые две-три минуты с лязгом, скрежетом, звоном проносятся трамваи, мчатся грузовики с оборванными глушителями, тарахтят мотоциклы. Несмотря на присутствие высокопоставленной и на редкость бессильной милиции, удалось записать лишь несколько начальных фраз и концовку, все остальное пришлось перенести в кабинет Лескова, сохраненный его сыном и биографом Андреем Николаевичем в кошмаре ленинградской блокады и позднее перевезенный в орловский дом-музей. Кабинет в прекрасном состоянии, украдено лишь две картины кисти Боровиковского да несколько икон. И было упоительно вести передачу за столом, на котором лежали локти творца «Соборян». Дом Лескова почему-то входит в комплекс «Музея Тургенева» — этически сомнительная акция. У дома — старый парк, а за ним глубокая щель, где ютился Несмертельный Голован. Внизу протекает живописный и неожиданно полноводный Орлик, в излуке на той стороне — слобода, где родился Леонид Андреев. Все тонет в сиренях, воздух так густ и прян, что кружится голова.