— Нет.
— Вы ее бросили?
— И я ее не бросал. Просто перестали встречаться. А зачем вам все это?
— Меня интересуют люди. Особенно вы.
Старков задумался.
— Когда я встречался с той девушкой, то уже не о жизни думал — о смерти. Какая тут любовь?.. Она замуж хотела, детей хотела, да разве мне можно?.. Я и не любил ее.
— Кого же вы любили?
— Никого. Задумку свою. Любви не было, а беспокойство от этой фабричной было. Я понял, это не для меня. Пустая трата времени и сил. И повесил замок.
— И больше никого не любили?
— Да какая это любовь? Глупость одна. Я шел в лес знакомой тропкой не любить, а пистолет пристреливать.
— Лучше бы остались с той девушкой! — воскликнула Мария Александровна.
— Это почему же? — озадачился Старков.
— Кирилл Михаилович был бы жив.
— Наверное. — Лицо Старкова стало жестоким. — Вот поэтому я с ней и расстался.
— За что вы так не любите Кирилла? — всплеснула она руками. — Ума не приложу. Он же милый…
Это прозвучало очень наивно, но не смягчило Старкова.
— Хватит себя обманывать! Спросите повешенных, спросите томящихся в темницах, спросите замордованных солдат…
— Солдаты его любили! — не выдержала Мария Александровна.
— Охотно на водку давал?.. Отец-командир!.. Гнал на верную смерть, для него человеческая жизнь — тьфу! Жестокий, хладнокровный, безжалостный тиран!.. — Он едва удержался, чтобы не плюнуть на каменный пол камеры.
Мария Александровна смотрела на него с доброй, сочувственной улыбкой.
— Как все это не похоже на Кирилла! Вы бы посмотрели на него в семейном кругу, среди друзей, на дружеских пирушках с однополчанами…
— А вы бы посмотрели, как он подмахивает смертные приговоры!
— Вы что-то путаете, — сказала она тихо. — Приговоры — дело суда, при чем тут мой покойный муж?
— Знаем мы этот суд! Как прикажут, так и решат.
— Суду присяжных никто приказать не может. Да и не имел мой муж к суду никакого отношения.
— Вы еще скажете, что он солдат жалел?
— Я видела его на войне. Он подымал роты в атаку и шел первым на турецкий огонь. А ведь он командующий. Самый бесстрашный человек в армии. У него было восемь ран на теле, больше, чем у всех остальных командиров его ранга вместе взятых. Я не хочу оправдывать Кирилла, да он в этом и не нуждается. Он все искупил своей смертью…
— Все ли?
— Он был администратор старой школы — прямолинейный, жесткий, не отступающий от цели, от того, что считал правильным. Он ничего не выгадывал для себя: ни славы, ни почестей, ни богатства, ему все было дано от рождения. Но он этим не пользовался. Он служил России… так, как понимал.
