— Беседуешь с графом Клейнмихелем? — послышался голос.
Я оглянулся и увидел рыжий пламень волос и бороды, бледную растянутую кожу обожженного лица моего друга поэта Сережи Орлова.
— Какими судьбами?
— «В душе моей, душенька, сантименты нежные». Приехал взглянуть на родные места. Я ведь здешний. А ты?
— Приехал взглянуть на здешние места. Они ведь всем родные.
— И засмотрелся на Клейнмихеля.
— А что — он того стоит.
— Ты его понимаешь?..
Сережа вдруг чем-то озаботился. Это было мне знакомо. Сколько раз при встрече он проваливался куда-то, затем следовало неуверенное: «Возьми этот мундштучок». — «Я не курю». — «Кому-нибудь подаришь». Или: «Смотри, какой удобный карандаш — с ластиком. Хочешь — пиши, а хочешь — стирай». Или: «У меня для тебя отличный лейкопластырь… жевательная резинка… лента для пишущей машинки… очки от солнца…»
На нем были спортивные брюки на резинке, без карманов и майка — никакого хранилища для подарков. Правда, в руке он держал промасленный сверток в газетной бумаге.
Два быстрых движения — скомканная газета полетела в урну, а мне в зубы ткнулся ком теста.
— Ешь! Крестьянский пирог. Местный.
Я куснул, глотнул и подавился рыбьей костью.
— Осторожнее! Рыбу запекают целиком — нечищеную, с хвостом, жабрами и всем скелетом.
— Ты серьезно? Это же опасно для жизни.
— Чепуха! Люди так едят с языческих времен. Никто не помер.
— А откуда ты знаешь? До чего ленивый народ твои земляки.
— Ешь, ешь, поменьше разговаривай.
Я откусывал крошечные кусочки. Было довольно вкусно, хотя мелкие кости впивались в язык, десны, нёбо и неприятно приклеивалась чешуя.
— Ты надолго?
— До завтра.
— Мы тоже. Вы домой?
Я кивнул.
— Поедем вместе. Поклонимся Феодосию — и в Москву.
Я кивнул и вынул кость.
— У тебя места нет?
Я кивнул и показал на пальцах: два места свободны.
— Возьмешь меня с женой? Я отпущу обкомовскую машину.
— Охотно, — сказал я и подавился.
Вот так возникло столь смутившее Анну Ивановну сообщение о новых гостях.
По дороге Сережа Орлов сокрушался, что мы создадим лишние хлопоты секретарю райкома Анне Ивановне. Она принимает московских гостей: группу из Академии педагогических наук. «У нее, наверное, все рассчитано, — говорил Сережа, — а тут ввалится наша команда». — «Неужели это может смутить хозяйку района?» — удивился я. «Милый, какое у тебя представление о районном быте? Ты что — живешь в стране изобилия?» — «Я — нет. Но мне казалось, что хозяин района обладает большими возможностями». — «Какая чушь! Знаешь, кто такой секретарь райкома? — У него вдруг покраснели обводья глаз, а замененная на лице кожа стала мертвенно-бледной. — Это — Ванька-взводный!» — «Им тоже срок жизни шесть дней?» — «Не дурачься! Ты же меня понимаешь. Он подымает людей в атаку, и по нему главный огонь. Его шпыняют сверху, кроют снизу, он за все в ответе, и в конечном счете этот шестидневный Ванька-взводный делает победу».
