– Ну, наконец-то! – Илия вскакивает с дивана, увидев, как открывается дверь.
Молли смотрит на Илию. Смотрит на доктора Кусума. На санитаров. Действие таблеток закончилось, оставив лишь апатию и разочарование. Впрочем, как и всегда. Она сжимает тюбик в кармане. Смотрит на графин. Поднимается на ноги, выходит из кабинета следом за Илией.
– Прошу прощения, что пришлось закрыть вас, – говорит доктор Кусум.
– Закрыть? – Илия смотрит на часы. – У меня дочь одна в загородном доме!
– Эш? – доктор Кусум улыбается. – Думаю, она уже достаточно взрослая.
– Взрослая? Господи, Кусум! О чем ты только думал? – он осудительно качает головой.
Идет по коридору к выходу.
– Илия! – кричит ему Молли.
Он оборачивается. Она смотрит на доктора Кусума.
– Могу я уйти?
– Вас ждут на улице.
И доктор уходит. Коридор пуст. Молли заставляет себя не бежать. Выходит на улицу. Смотрит на розовый ялик Кауфмана. Затем на ялик Дорина. Илия оборачивается.
– Ты идешь?
– Я? – Молли останавливается. Неужели Илия так ничего и не понял?
– Или ты получила свои таблетки и я тебе больше не нужен? – спрашивает он.
– Таблетки? – она закрывает глаза. Сжимает тюбик в кармане. Пластмасса ломается. Врезается в кожу.
– Я так и думал… – Илия садится в машину. – Прости, но у меня уже есть один ребенок.
– Я знаю, – Молли смотрит на него, пытаясь встретиться взглядом. – Я знаю.
– Что ты знаешь?
– Все.
– Все? – Илия вглядывается ей в глаза. – По-моему, ты все еще под кайфом?
Она молчит.
– Под кайфом, да? Тебе ведь только это надо? – он вспоминает ночь в кабинете доктора. Вспоминает поведение Молли. – Четвертый? Да какой к черту я четвертый?! – истерично смеется Илия. – Прости, но Эш нужна мать, а не… – он закрывает дверь. Смотрит на Молли в последний раз и качает головой.
Она вспоминает его дочь. Вспоминает облака, плывущие где-то далеко внизу, под ногами. «Может быть, они действительно уносят нас в страну снов?» – думает Молли. Сильнее сжимает руку, чувствуя, как кровь сочится из порезов, и улыбается.
– Я так и думал… – говорит Илия, отворачиваясь от нее. И что-то еще, но она уже не видит его губ, чтобы понять. Ничего не видит за странной пеленой, застилающей глаза.
