– Я не могу. – Кауфман смотрит на фотографию Молли в глянцевом журнале.
– Можешь, – Молли старательно выдавливает из глаз слезы. – Ты ведь уже делал это, – она видит, как напрягается Кауфман. – Мы вместе делали это! Делали для тебя! Помнишь?
Молли смолкает, понимая, что последний козырь выложен на стол. Дальше остается лишь блефовать, хотя, по сути, она уже давно блефует. Врет. Притворяется. Играет, выдавая себя за женщину, которой не является. Но что остается еще?
– Ты до сих пор кое-что мне должен, – говорит Молли. – У нас все еще есть общие тайны, – она заставляет себя улыбнуться. – Ты ведь умный мальчик, не так ли? Плохой, но все-таки умный.
Слезы. Лишь однажды Дорин видел их в глазах Молли. Слышал, как она плачет дважды, но видел только один раз. В галерее, которую устроил в своей квартире Кауфман. Они шли вдоль покрытых пылью картин и статуй.
– Когда-нибудь я все это выкину, – говорил он, рассказывая истории тех, кто когда-то создал все это. – Творцы умерли, и их шедевры должны отправиться в забытье вместе с ними, уступив место для молодости и жизни, – он обернулся и подмигнул Молли. – Когда-нибудь это произойдет и с тобой.
– Вот как? – Дорин услышал в ее голосе вызов.
– Именно так, – вздохнул Кауфман. – Даже если ты станешь высшим, то это лишь отсрочит неизбежное. – Он прошел мимо картины импозантной дамы. – Не верится, что мы когда-то так одевались! Все эти кофточки и платочки, – он нетерпеливо взмахнул рукой. – Слишком много прошло времени, чтобы эти воспоминания грели!
Дорин почувствовал, как Молли берет его за руку. Холодная как лед ладонь сжимает его пальцы.
– Я не боюсь, – прошептала Молли.
– Не боишься чего? – оживился Кауфман.
– Ничего не боюсь, – она сильнее сжала пальцы Дорина, не позволив ему освободить руку.
– Вот как? – Кауфман не обернулся, и Дорин невольно поблагодарил его за это.
Пусть тайна остается тайной. Сном. Безумием. Как угодно. Но не переходит дозволенных границ. Виттори и Магда не заслужили этого. Не заслужили его безвольного предательства.
– Молли? – осторожно позвал Дорин.
Она не ответила. Лишь сильнее сжала его пальцы.
– Эш! – Дорин почувствовал, как она напряглась. Хотел попросить отпустить его руку, но, встретившись с ней взглядом, не смог.
– Скажи еще.
– Что сказать?
– Мое имя.
– Молли?
– Нет. Другое.
– Эш?
– Да…
– Дети! – засмеялся Кауфман.
Молли отпустила руку Дорина, отвернулась.
– А здесь есть картины Кузы? – спросила она Кауфмана.
