— Ты учти, — предупредил я Вальку. — Если Федотыч начнет меня пытать на дыбе — мало ли что там в других подземных ходах? — я и тебя с ходу выдам.
Понятно, я сам виноват. Не надо было мне вчера хорохориться перед Королем и Сашкой, отказываться, говорить, что завязал. Продолжал бы себе контачить с ними по-старому, и никаких тебе подозрений. Обрадовался, дурень, что мы с Валькой сами отыскали мастерскую… Правильно говорил Федотыч, советуя рассчитывать все на пять ходов вперед. Меня часто заносит на поворотах.
— Что же делать? — мрачно спросил я Вальку. — Чихнем и забудем?
Валька показал мне кулак. Внушительный ответ.
— Или завтра, или никогда! — воскликнул я.
— …автра, — кивнул Валька.
Он на ветер слов не бросает. Значит, завтра встанет здоровым, выздоровеет. Мне бы его силу воли. Я горы бы свернул.
Но себя переделать трудно. Тепличное воспитание — оно сказывается. Родители виноваты, что я неуравновешенный. На них, родителей, все свалить можно.
Глава 7. НАХОЖУ И ТЕРЯЮ РЭКСА
Не помню, как прошла тренировка. Я был как в тумане. Чем ближе была ночь, которая, как известно, следует за вечером, тем больше я волновался. Ночевать или не ночевать в сарае? Этот вопрос помучительней, чем знаменитое «быть или не быть?».
Вдруг Федотыч снова заявится?.. Пойду ночевать к родителям — он подумает: испугался, и, видать, неспроста. Останусь в сарае — рехнусь со страху, если он вновь придет. Не останусь — презирать себя буду. Останусь — нервы не выдержат. Была не была, буду ночевать в сарае! Дверь гвоздями изнутри забью, чтоб никто не вошел. А утром вытащу гвозди плоскогубцами.
Я был настолько занят своими мыслями, что Нина потом, уже во дворе, заметила:
— Что с тобой? Тебя даже Славка сегодня два раза поборол.
— Он с трех утра разминается, — отшутился я.
— Ты сам с пяти утра! — вскипел Славка. — Стоило мне тоже утром размяться, и ты не устоял.
Знали бы они, что меня мучило.
— Мигреню, — пожаловался я, потерев лоб. — Голова раскалывается.
— Хороший признак, — хохотнул Сашка. — Значит, голова есть. — И подмигнул Королю: — По-моему, я догадываюсь, о чем у него голова болит.
Мне стало ясно, кто показал мой сарай Федотычу. Сашкина работа. Теперь злорадствует.
Но я быстро сбил с него спесь.
— Отец овчарку покупает, — небрежно сказал я. — Взрослую, четырехлетнюю. Уже обученная. Чего, говорит, со щенком возиться!
— Врешь? — изумился Сашка.
— Сам увидишь. Первого сентября привезет из общества, — заливал я, чуть сам не поверив, что отец мне купит овчарку. — Целый год уговаривал — еле уговорил.
