Так кто она, эта женщина? Она улыбается, демонстрируя полный набор великолепных, ровных, сияющих белизной зубов. Очень знакомая улыбка, дополняемая знакомым голосом; но Кейт нужно увидеть глаза, чтобы подтвердить самые худшие подозрения.
Есть множество моделей новейших машин производства Юго-Восточной Азии, которые в розничной продаже стоят меньше, чем клетчатый жакет этой женщины. Кейт и сама хорошо одета, она приверженка сдержанного стиля, обычно предпочитаемого женщинами ее типа. А эта дама, очевидно, руководствуется совсем другими принципами.
Она, несомненно, американка, но местного акцента в ее речи не слышно. Она может быть откуда угодно. И кем угодно.
— Да это же я! — говорит женщина, наконец снимая очки.
Кейт инстинктивно отступает назад и налетает на закопченный серый камень фундамента, едва не разбив сумкой стекло витрины.
Она невольно открывает рот, но не издает ни звука.
Ее первая мысль — о детях — тут же влечет за собой жуткую панику. Вот она, суть материнства: при любой опасности — неудержимый страх за детей. И так всегда. Это та часть их жизни, к которой Декстер никогда не относился с должной серьезностью: смятение, даже ужас, необоримая тревога по поводу всего, связанного с детьми.
Эта женщина укрылась за солнечными очками, волосы у нее теперь другого цвета, да и прическа иная, кожа темнее, чем раньше, к тому же она набрала фунтов десять. И выглядит совершенно по-новому. И тем не менее Кейт поражена, что не узнала ее с первого взгляда, с первого слова. Кейт понимает: она этого просто не желала.
— Бог ты мой! — наконец удается ей выдавить из себя.
Мысли Кейт разбегаются, она видит себя бегущей по улице, заворачивающей за угол, скрывающейся за тяжелой дверью красного дерева, в прохладной крытой галерее, окружающей внутренний дворик, а потом — через вестибюль с мраморными полами, вверх на лифте, запрятанном в шахту из кованой бронзы, и в веселый желтый холл с картиной восемнадцатого века в золоченой раме.
Женщина разводит руки в стороны — приглашение к дружеским объятиям, крепким, в американском стиле.
А она бежит дальше, по коридору, в самый его конец, к отделанному деревянными панелями кабинету, из которого открывается вид на парижские крыши и Эйфелеву башню. Поворачивает причудливый бронзовый ключ и отпирает нижний ящик антикварного бюро.
А почему бы и не обняться? Они же старинные подруги, в конце-то концов. Ну, вроде того. Со стороны может показаться подозрительным, если эти две женщины не обнимутся. Или же будет выглядеть подозрительно, если они обнимутся…
