Редакторами "Сборника" были баллотировкой выбраны К.К. Случевский, Д.Л. Мордовцев и пишущий эти строки, а секретарем редакции В.М. Грибовский. Более двадцати раз собирались мы для обсуждения полученного материала, — и к юбилею, менее чем через полгода после первой мысли об этом издании, появился внушительный том в 675 страниц, давший чистого дохода около семи тысяч. Деньги эти пошли не на благотворительное учреждение, а в фонд памятника Пушкину.
В число желательных сотрудников из писателей, не бывших на обедах, собрание в первую голову наметило Л.Н. Толстого и А.П. Чехова, и мне поручили вступить с ними в переговоры.
С Антоном Павловичем дело было очень просто: послал ему в Ялту заказное письмо и через десять дней получил нужный ответ. Но не так просто обстояло дело с Толстым.
— Откажется Лев Николаевич, — говорил я.
— Почему?
— Потому что он враг всякой помпы.
— Рискнем.
— Рискнуть можно, но ничего не выйдет.
— Ну и рискуйте.
Решили, что писать неудобно, а надо пригласить лично. Не могу сказать, чтоб миссия эта была мне по душе. Я хорошо знал, до чего одолевали Льва Николаевича посетители, и всегда уклонялся от беспричинных визитов к нему. Сколько раз П.А. Сергеенко звал меня:
— Поедемте в Ясную.
— Да ведь он там отдыхает, чего я ему буду мешать?
— Он будет рад. Мы еще недавно вспоминали про вас.
— Чего ему радоваться, — до меня ли ему?
— Поверьте, он любит внимание.
— Это не внимание, а назойливость.
Но теперь, являясь от целого кружка литераторов, я как будто имел причину беспокоить его, хотя не верил в благоприятный исход. Меня не обманули мои предположения.
Днем я послал записку с артельщиком, спрашивая Л. Н-ча, в котором часу он позволит зайти к нему. Артельщик пришел, сказав, что "вышли граф сами и сказали: в семь часов жду, скажи, очень рад".
Я чувствовал необъяснимую виноватость, когда переступал порог его дома в Хамовниках. Но встретил он меня в первой же комнате с той очаровательной, изысканной любезностью, которая так присуща была ему, когда он хотел быть очарователен. Расчесывая бороду и волосы гребнем, он сел в кресло у керосиновой лампы без абажура и весело улыбаясь, сказал:
— Знаю, зачем приехали.
— Мы надеемся, что вы не откажете, — безо всякой надежды в голосе сказал я.
Он зорко посмотрел на меня.
— Надеетесь? Будто? — спросил он.
Его улыбка заразила меня.
— Правду говоря, я не надеюсь.
— Ну вот так-то лучше.
— А чем мне объяснить ваш отказ?
Опять светлая и радостная улыбка озарила его.
