Зоэ и Жозефина услышали, как хлопнула дверь.
— Ну вот, ты у нас опять переквалифицировалась в сестру милосердия, — улыбнулась Зоэ.
— Сестра милосердия падает от усталости и обо всем этом подумает завтра. Ты во сколько встаешь?
Жозиана проскользнула в гостиную: ее Младшенький был там. Она только вернулась из универмага и тащила за собой полную тележку. В нее были нагружены спелые фрукты, сверкающая рыба, ярко-зеленый салат, свежие овощи, ножка молочного ягненка, новые губки и мочалки, флаконы с моющими средствами, бутылки минералки, пакеты с апельсиновым соком.
Она застыла, наблюдая за сыном. Есть от чего расстроиться: как всегда, сидит за столом, на коленях книжка. Одет как английский школьник: штаны из серой фланели, темно-синий блейзер, белая рубашка, галстук в зелено-голубую полоску, черные кроссовки. Солидный маленький господинчик. Он был погружен в чтение и едва поднял на нее глаза, когда она вошла.
— Младшенький…
— Да, мать…
— А где Глэдис?
Глэдис была новой домработницей. Стройная, высокая девушка с острова Маврикий, она протирала пыль, ритмично двигая бедрами под музыку с компакт-диска, который она приносила с собой. Хотя она была медлительной и рассеянной, даже, можно сказать, разболтанной, зато любила детей. И Бога. Она начала читать Младшенькому Библию и одергивала его, когда он говорил «маленький Иисус». «Великий! Нужно говорить великий Иисус. Иисус великий, он Бог, он твой Бог, и ты должен каждый день воздавать ему хвалы. Аллилуйя! Бог наш пастырь, он ведет нас на пышные пастбища счастья». Младшенький, казалось, с удовольствием слушал Глэдис, и Жозиана почувствовала облегчение: наконец им попалась няня, которая ему подходит.
— Ушла…
— Как ушла? Ушла в магазин, ушла отправить письмо на почту, ушла купить «Лего»?..
Услышав слово «Лего», Младшенький пожал плечами.
— Для кого «Лего»-то? Ты что, в твоем возрасте играешь в «Лего»?
— Младшенький! — завопила Жозиана. — Слышишь, хватит этих… ну… как его…
— Глумлений. Да, ты права, мать, я проявил неуважение… Прошу извинить меня.
— И КОНЧАЙ НАЗЫВАТЬ МЕНЯ «МАТЬ»! Я ТЕБЕ МАМА, А НИКАКАЯ НЕ «МАТЬ»!
Он вновь погрузился в чтение, и Жозиана обессиленно рухнула на пуфик из черной кожи, сцепив руки и потрясая ими, как кадилом, не в силах постигнуть случившееся. «Боже мой! Боже мой! Ну что я Тебе сделала, что Ты решил послать мне этого… этого…» У нее не находилось слов, чтобы охарактеризовать Младшенького. В конце концов она с усилием справилась с собой и спросила:
