Почему, вопрошала Жозефина, почему?
Потому что…
Отвечал какой-то незнакомый голос…
Потому что…
Потому что она искала любовь. И взамен была готова отдать себя без остатка, не торгуясь, ничего не выгадывая, — а он обещал ей все счастье мира. Она поверила. И умерла счастливой, бесконечно счастливой.
Она никогда прежде не была такой счастливой.
Почему?
Жозефина никак не могла избавиться от этого слова, которое гвоздем вколачивалось в ее голову, влекло за собой другие вопросы-гвозди, воздвигало вокруг высокие стены, через которые не перебраться.
«А я-то почему жива?
Потому что я вроде бы жива…»
Ширли не сдавалась. Она обеими руками и сердцем тянулась над Темзой, над Ла-Маншем в далекий Париж и ворчала:
— Ты меня не слушаешь… Я прекрасно слышу, что ты меня не слушаешь…
— Мне не хочется разговаривать…
— Ты не можешь вот так сидеть в четырех стенах…
— Ширли…
— Я знаю, что у тебя крутится в голове и мешает жить… Знаю! Ты ни в чем не виновата, Жози!
— …
— И он тоже ни в чем не виноват… И ты, и он тут ни при чем. Почему ты отказываешься это понять? Почему не отвечаешь на его письма?
Потому что…
— Он сказал, что будет ждать тебя, но он не может ждать всю жизнь, Жози! Ты себе делаешь хуже, ему делаешь хуже, а почему? Не вы же ее…
Тут Жозефина взрывается. Словно ей взрезали горло, вскрыли ножом, растерзали на части, обнажили голосовые связки, и она орет в телефон, орет своей подруге, которая звонит ей каждый день, внушая: я рядом, я здесь, я все сделаю для тебя…
— Ну, Ширли, давай договаривай!
— Что за хрень! Хватит, Жози, правда хватит! Так ее не вернешь!
Почему же тогда, а? Ну почему…
Потому что…
И пока она не сможет ответить на этот вопрос, жизнь ее не сможет продолжиться. Она так и будет бездвижной немой затворницей, которая больше не улыбается, не кричит от радости или наслаждения, не замирает в его объятиях…
В объятиях Филиппа Дюпена. Мужа Ирис.
Мужа ее сестры.
Человека, с которым она разговаривает по ночам, зарывшись лицом в подушку.
Она хотела бы вечно оставаться в его объятиях.
Но ей надо забыть его как можно скорее.
Наверное, она тоже умерла.
Ирис утащила ее, увлекла за собой в вальсе при свете фар, подставила под разящий удар кинжала с длинным лезвием. Раз-два-три, раз-два-три, идем со мной, Жозефина, пошли отсюда… Вот увидишь, это так просто!
Ирис опять придумала новую игру. Как тогда, в детстве.
Страшный Крюк хотел схряпать Крика и Крока, но они сами его схрумкали.
И все же на лесной полянке в ту ночь победил страшный Крюк.
