• Вхождение только с разрешения хозяина.
Не менее распространёнными вариантами было захоронение «хороших» (имеющих счастливую судьбу, незлобливых, добрых и порядочных) родственников под дверным порогом. Тех, про кого с полной гарантией можно было сказать, что они в своём послесмертном существовании не нанесут вреда живущим. Эти «добрые родичи», с одной стороны, препятствовали проникновению в дом «злого», а с другой, в силу «положительных» черт характера, «узнавали своих» и беспрепятственно их пропускали.
Знай, что смерти роковая сила
Не смогла сковать мою любовь.
Я нашла того, кого любила,
И его я высосала кровь
И покончив с ним, пойду к другим я.
Я должна идти за жизнью вновь,
Мной теперь владычествует сила
Уходящих под земной покров.
Гёте, «Коринфская невеста»
Если у хоронящих не было чёткой уверенности, что умерший не будет «являться» в селение в качестве призрака, на короткий срок устраивали общий траур. В русском языке слово «траур», появилось, по всей видимости, из немецкого. «Trauer» по-немецки означает «печаль и скорбь». «Скорбь», пожалуй, один из лучших русскоязычных терминов для обозначения того состояния, в котором должны пребывать все, знавшие умершего ранее. «Скорбить» в русском языке понимается как «сохнуть, морщиться, коробиться, сжиматься». Все эти глаголы восходят к необходимости для оставшихся в живых изменить свой внешний облик. Это необходимо для того, чтобы, в некотором роде, «замаскироваться», сделать свой внешний вид неузнаваемым для умершего.
В Белой Краине, во избежание укусов змей, матери мазали руки и ноги своим мальчикам помоями, оставшимися от масленицы.
Размышляя подобным образом, родственники и друзья одевались в особую одежду, уместную для этих случаев. На неё обычно прикрепляли часть одежды самого умершего, которую, перед опусканием гроба в могилу, предварительно разрывали и раздавали всем, пришедшим на похороны. У мусульман с этой целью использовалась одежда умершего, а у православных христиан — рушник, которым усопшего предварительно перевязывали. Собравшиеся брали кусочки и прикрепляли себе на одежду. Данное действие предполагало, что природа лоскута сольётся с природой одежды участника похорон и, благодаря содеянному, вся она приобретёт «защитные» свойства. Считалось, что умерший не сможет «увидеть» живого в таком одеянии, так как «подобное не отличает подобное».
Кстати, данный лоскуток, будучи своего рода атрибутом мира иного, сохранял свою магико-защитную силу и позже. Он облегчал обладателю превратности путешествия за пределами своего, окультуренного мира (деревни, села, города). Лоскуток обеспечивал магическую защиту от всевозможных духов, через чью территорию путешествовал его хозяин. Обычай этот оказался очень живучим и, несмотря на утраченный смысл, остался в этикете — в виде платочка, который обычно выглядывает из нагрудного кармана мужского «парадновыходного» костюма.
