По вечерам готовили уроки у Олега. История, русский язык, арифметика — все кое-как, лишь бы. Но когда добирались до географии, оживали скучные схемы путешествий Беринга, Седова, Литке, Амундсена… Сурово и таинственно звучали на картах названия: Маточкин Шар, Канин Нос, Галапагосские острова. Одно название что стоит — Га-ла-па-гос-ские! Не переставая дули над их головами прекрасные ветры — пассаты и муссоны, скрипела бизань-мачта, и на полубаке били склянки. И тогда, обнявшись и раскачиваясь, они напевали вполголоса:
По морям и океанам
Злая нас ведет судьба, ха-ха!
Аж мороз по коже от этой песни.
Морских книг было три. «Моби-Дик», «Шелехов на Кадьяке» и совсем древняя, с меловой ломающейся бумагой, с водяными знаками, купленная в складчину у букиниста, — «Цари морей». Из книг был составлен словарь морских терминов и выучен наизусть. Была придумана игра.
— Найди-ка мне, — говорил один другому, — Берег Принцессы Марты. — И друг целый день, все перемены и на уроках, положив географический атлас на колени, искал этот берег. Но уж когда находил, то в свою очередь загадывал какой-нибудь вулкан. С простеньким названьицем Саутерн-Туле.
…Щеголь-географ, старичок с аккуратной бородкой, всегда в начищенных до блеска ботинках детского размера, глядит в окно. Его излюбленная поза: тупой конец указки — в спину, острый — в стену. Он покачивается на пятках, сохраняя долго в такой позе равновесие. Шестой урок, за окном сумерки. В классе тишина. Уютно. Географ, продолжая глядеть в сумерки, говорит оскорбленно:
— Усов, покажи нам озеро Ньяса, а то Зуев его уже в Антарктиде ищет.
Он даже не смотрит, как Колька идет между партами, подметая пол широченными клешами, как берет указку у облегченно вздыхающего Зуева, как с ходу кидает ее, вроде шпаги в хорошо освоенной позиции, в юго-восточную Африку, в голубую завитушку — прямо в озеро Ньяса.
— Постой, — говорит географ, — подожди.
Колька ждет, ведь географ их обычно с Олегом не вызывает. Иногда только. Подсказать или поправить какого-нибудь Зуева. Но случаются вечера, когда сумерки затягиваются, когда учитель глядит оскорбленно в окно, когда не хочет он видеть Зуевых, не знающих даже, где находится озеро Ньяса. А, может, иногда ему бывало такими вечерами просто жаль самого себя — географа, который может любоваться всемирно известным озером Ньяса лишь на школьной карте. И, помолчав, он говорит, чтобы утешиться как-то:
— Расскажи-ка нам, Усов, о русских мореходах второй половины девятнадцатого века. Урок-то знаешь? — быстрый взгляд на Кольку через плечо: довольно расплывающаяся Колькина физиономия. — Ну-ну. Так, значит, о мореходах…
